Борис ГРЕБЕНЩИКОВ: “Буду счастлив, если дядя Дживан согласится выступить вместе с нами!”

По мнению многих, он оказал и продолжает оказывать огромное влияние на несколько поколений наших соотечественников, создавая в музыке свой неподражаемый мир. Более того, есть люди, которые признаются, что задумались о Боге, пришли к вере благодаря его песням.

О своем отношении к вере, жизни и творчеству ну и, конечно, о предстоящем концерте в Ереване основатель и лидер группы “Аквариум” поэт и композитор Борис ГРЕБЕНЩИКОВ рассказал в ходе телемоста “Ереван — Москва — Киев”.

— Во всех интервью вы предстаете человеком, который всегда всем доволен и благостен, у которого ничего не болит... Но ведь так не бывает...

— На самом деле если говорить про меня, то боли я могу в своей жизни наскрести сколько угодно. Вопрос в том, как ее рассматривать. Что такое боль? Это предупреждение о том, что ты наносишь себе вред, это защитный рефлекс. Если сунуть палец в печку, боль скажет, что я делаю что-то неправильно. Нефизическая боль — то же самое: это сигнал того, что я нанес огромный ущерб чему-то внутри себя, или своему ближнему, или привязался к чему-то очень сильно, а потом это “что-то” от меня ушло, я чувствую боль, и, чтобы боль кончилась, я должен немедленно догнать это “что-то” и свернуть ему шею. В любом случае я убежден, что боль — это не то, что стоит смаковать. Да и я могу таких песен напеть — все рыдать будут! Просто, с моей точки зрения, это не очень хорошо. Я сознательно решил для себя, что я не буду использовать этот рычаг, хотя это рычаг весьма эффективный.

— Получается, что Борис Гребенщиков выдает всем некий свой портрет, а на самом деле это не он...

— Я приглашаю к себе домой тех, кого я хочу к себе пригласить, а экскурсии водить не собираюсь.

— Многие “люди искусства” живут только этим...

— А я живу, окруженный людьми, и если им будет плохо, то и мне — соответственно. Посему думаю более чем логично, что я заинтересован в обратном.

— Вы живете музыкой?..

— Если человек говорит, что он живет только музыкой, значит, он вообще не живет! Музыка, как и искусство в целом, — только инструмент для настройки жизни. Если человек занимается искусством, а в жизни он плох, то его искусство никому не нужно.

...Искусство существует только для жизни, потому что Бог нам дал жизнь, а не искусство. Оно лишь настраивает человека на восприятие вещей, которые иначе он может не заметить.

— Вы когда пишете песни, думаете о будущих слушателях?

— Нет. Это запрещено, этого делать нельзя, потому что сразу получится “чего изволите?” и “кому я должен сегодня угодить?” Нет уж, извините.

— Однако вы пишете для людей?..

— Да, потому что я — единственный судья тому, что напишу. На самом деле у меня средний вкус, чрезмерным эстетством я не страдаю, чрезмерной пошлостью — вроде Бог тоже хранит. Поэтому я могу просто надеяться, что если мне понравилось, значит, понравится и еще кому-то. И пишу я песни не потому, что стараюсь понравиться, а потому что эта штука требует того, чтобы ее написали.

— Вот уже несколько лет вы составляете список чудотворных православных икон, который выставлен на вашем официальном сайте и все время пополняется, зачем вы этим занимаетесь?

— В 1914 году религиозный писатель по имени Ефим Поселянин выпустил книжку “Перечень чудотворных икон, находящихся в России”. С тех пор многое изменилось у нас в стране, приблизительно две трети икон пропало: уничтожено, увезено за границу, утеряно... Но чудотворные иконы существуют, более того, появляются новые. Люди должны знать, что в их городе или области есть такие иконы. Я пытался найти такой список, обращался к священникам, спрашивал других церковных людей, но все лишь разводили руками. И тогда я решил самолично заняться поиском. Я стал вылавливать всю информацию об иконах и вскоре понял, что поднять такой список вполне возможно. Я веду этот поиск по сей день: мне кто-то что-то пишет, где-то я нахожу какие-то ссылки.

— Вы во время гастролей ходите по храмам?

— Конечно, не по магазинам же ходить...

— А какую из святынь собираетесь посетить в Армении?

— Как правило, я езжу в Гегард и Гарни. Хотя, по-моему, Гарни в большей степени памятник, чем храм. Но место все равно замечательное. К сожалению, на этот раз у нас будет только один день, большая часть которого будет посвящена именно музыке. Я очень надеюсь, что в следующие разы мы успеем посмотреть намного больше.

— Насколько вы осведомлены о современной армянской рок-музыке?

— Говоря об армянском роке, сразу представляю очень любимую мной группу “System of a down” или Арто Тунджбояджяна. Однако ничто не сравнится с тем, что делает дядя Дживан — это просто великая музыка!

— С ним вас связывает многолетнее творчество...

— Более того, есть даже песни, которые мы уже записали вместе с Дживаном, но они пока не вышли — ждут своего часа! Я полюбил его музыку еще в 1975-м, когда вышла пластинка “Третья международная трибуна стран Африки и Азии”. Там он играл одну длинную и сказочно красивую композицию, которой поразил меня в самое сердце. Случай нас свел в Санкт-Петербурге: я пришел на его концерт и познакомился с ним лично. И когда я записывал песню “Северный цвет” для “Сестры Хаос”, все время думал, что в ней должен играть Дживан. И произошло чудо — он откликнулся! С тех пор мы с ним продолжаем видеться довольно часто. Недавно я приезжал к нему сюда на день рождения. Ему 82 года и ведь выступает до сих пор! И ведь выпить еще может по-нашему! У таких людей необходимо учиться!

— В Ереване планируете выступить вместе?

— К сожалению, конкретики по этому вопросу все еще нет. Однако если маэстро Дживан окажет нам честь и выступит вместе с нами, то это просто будет что-то невероятное — я буду очень счастлив!

— И напоследок, пожалуйста, о программе предстоящего концерта.

— Для нас так ценна возможность спустя все эти десятки лет выступить в Ереване, что для нас главное именно сам факт выступления. Программа может быть изменена в зависимости от настроения. Мы будем играть как нам Бог на душу положит и, может, не будем петь “Поезд в огне”, а может, только эту песню и исполним, а продолжим сплошной импровизацией...

Концертом в Ереване, который намечен на 31 октября, группа “Аквариум” завершит свое гастрольное турне с программой “Красная Река”. К радости фанатов отметим, что прозвучат пять новых песен.

Гурген ХАНДЖЯН: "Нам нужен независимый авторский театр!"

Сегодня в Ереване стартует I Международный открытый фестиваль современной драматургии "Реабилитация настоящего". Фестиваль пройдет в формате авторских чтений. В нем примут участие ведущие драматурги стран СНГ, Балтии и Грузии. "Цель фестиваля — выявить современных армянских авторов, найти созвучные общественному мнению произведения, которые по той или иной причине не поставлены на сцене или не экранизированы, раскрыть новые таланты. Важнейшая задача — помочь эффективным творческим встречам, сотрудничеству талантливых постановщиков, обладающих живым и самобытным мышлением", — говорит руководитель отдела по связям с общественностью Министерства культуры Армении Г.Дургарян.

Вкратце об условиях: от каждой страны выбирается "парламентер", который должен будет представить на фестивале свою пьесу, а тем самым — драматургию своей страны. Честь выступить от Армении выпала драматургу, главному редактору журнала "Драматургия" Карине Ходикян.

Ниже публикуется интервью с одним из членов избирательной комиссии писателем-драматургом Гургеном ХАНДЖЯНОМ, снабженное небольшими "лирическими отступлениями".

— Выбор пал на Карине Ходикян — в конкурсе имели право участвовать только члены Союза писателей?

— Нет, все желающие. И, надо сказать, было представлено немало интересных работ.

— В основном это люди взрослые?

— Я тоже так думал. Однако был приятно разочарован, увидев среди соискателей даже пьесу 20-летней девушки.

— Как вы оцениваете состояние современной отечественной драматургии?

— Увы, в большинстве случаев отечественная драматургия сегодня представлена комедиями. Прикрываясь фразой "народ устал думать", продюсеры травят развлекаловку, а драматурги бесперебойно снабжают их необходимым сырьем. В то же самое время, вместо того чтобы поддержать драматургов, помочь им представить свои серьезные работы на сцене – не только в Армении, но и за пределами страны, — выделяются финансы на проведение фестивалей, цель которых изыскание новых внутренних драматургических резервов... Друзья, вы с тем, что есть, разберитесь для начала!

— Вот позиция худрука Камерного театра, драматурга Ара Ернджакяна по этому поводу:

"Фестивали не должны быть ориентированы, как сейчас, исключительно на самих организаторов и на узкий круг их друзей, который в общем-то и составляет основной контингент зрителей. Они получают удовольствие, а город тем временем остается как бы вне периметра этого праздника. Вероятно, необходимо более серьезно подходить как к вопросам организации самого мероприятия, так и к фактору подбора коллективов, информированию зрителей и т.д.".

— Я тоже не против фестивалей — это прекрасно, что в Ереване приезжают интересные коллективы, проводятся увлекательные встречи и мастер-классы... Но что это дает отечественному драматургу? Он как был не у дел, так и остается. Если раньше молодые режиссеры предпочитали выезжать на брехтовских и шекспировских пьесах, то сейчас они изыскивают новую драму далеко за пределами своей страны — Туррини, Фрешетт, Ронзони...

— Ну не нравится им то, что наши пишут. Наверное, оттого, что плохо и скучно пишут? Кстати, вот мнение по этому поводу театрального продюсера Армена Амбарцумяна — создателя нашумевших "Хатабалады", "Mea Culpa" и т.д.:

"Сегодня в Армении наблюдается тотальное обнищание драматургии. На пальцах одной руки можно сосчитать людей, чьи пьесы могут быть приняты к рассмотрению для постановки на серьезной сцене. Мы удивляемся тому, что люди не хотят читать — не тому ли виной отсутствие умеющих и обязанных грамотно и интересно писать: причем как книги, так и сценарии? Моя позиция как театрального продюсера такова: развивающейся драматургии в Армении нет и виной тому отсутствие институционального подхода к решению данной проблемы. Спросите у любого школьника, хочет ли он стать сценаристом? Уверен, многие даже и не знают, что это такое!"

Г-н Ханджян, в этой связи хотелось узнать ваше мнение по поводу журнала "Драматургия", главный редактор которого вскоре представит на фестивале драматургии свою пьесу.

— К чести Карине Ходикян надо отметить, что сегодня журнал "Драматургия" — это тот единственный островок, где все еще уцелела нормальная качественная драматургия. Современные драматурги тут представляют как разные жанры, так и разные формы. Нельзя однозначно сказать, что все идеально, но интересные работы довольно часто попадаются. Не без сожаления, но с уверенностью могу сказать, что мало кто из армянских режиссеров и продюсеров вообще читает этот журнал. Для них более приемлем накатанный вариант — алиби об отсутствии драматургии в Армении. А с чего ей быть-то, раз никто из вас ее не ставит? "Народ устал думать, он приходит в театр отдыхать" — существовать под этим конъюнктурным щитом весьма легко. Но вопрос — до каких пор?..

— Но ведь это, увы, правда — люди сегодня не хотят излишне напрягаться...

— Мы, сами того не замечая, уже сколько лет живем в режиме "расслабленных мозгов". Естественно, для того чтоб понять серьезную пьесу, приходится оные напрягать. В данном случае удобней вариант, когда уже все за тебя разжевано и остается только худо-бедно переварить. Но это ли верный путь, не он ли неуклонно ведет к тотальному духовному обнищанию нашего зрителя? Мне кажется, нам всем стоит задуматься об этом. Не сразу, возможно, мало-помалу, но необходимо вернуть зрителя на ту интеллектуальную высоту, с которой мы его так безжалостно некогда спихнули.

В этой связи я согласен с Арменом Амбарцумяном — надо больше уделять внимания внедрению и развитию системы, которая, по логике вещей, должна будет в скором времени снабжать армянский театр новыми драматургами. Но и тут возникает вопрос: кто будет преподавать молодым? Приезжие специалисты, время от времени проводящие мастер- классы, или стоит все же задействовать внутренние, хоть и порядком поистрепанные резервы?..

— Как вы считаете, что еще помимо всего вышесказанного может благотворно повлиять как на развитие драматургической мысли, так и армянского театра в целом?

— Сегодня в Ереване много пустых театров: причем как в прямом смысле, так и в переносном. А почему бы не открыть в Армении независимый авторский театр? Театр, куда (пускай опять на какой-то конкурсной основе) драматург смог бы принести свою пьесу, не рискуя быть вышвырнутым? Театр, где молодой режиссер смог бы, работая бок о бок со сценаристом, создавать новые интересные спектакли! Необходим театр, который бы не зависел от законов рынка в таких угрожающих для него масштабах, как сегодня. Естественно, что подобное начинание сможет существовать исключительно при государственной поддержке. Вот на это, мне кажется, имеет смысл сегодня тратить деньги — такую систему создавать и от нее ждать обнадеживающих результатов.

Хочется надеяться, что стартовавший фестиваль драматургии, равно как и все остальные не менее интересные театральные и литературные начинания в Армении приведут-таки в конечном итоге к этому результату. Иначе получится как в известном афоризме: "В процессе сравнения отношения к культуре наладились сравнительно культурные отношения... и только".

Айк ШАКАРЯН: "Армянский джаз уперся в тупик!"

Айк ШАКАРЯН — один из тех редких музыкантов, которым удалось еще в очень молодом возрасте вырваться из “тени известного родителя”. Неординарность мышления, музыкальная культура, глубина композиторской мысли и ее непривычная, подчас неожиданная интерпретация — все это с первых шагов безошибочно определяло в нем перспективную персону в музыке. Было ясно, что природа не только не намеревается отдыхать на сыне подвижника армянского джаза — композитора Степана Шакаряна, но и продолжает совершенствовать свое творение.

Несмотря на общность приоритетов, отец и сын — два разных как по музыкальным взглядам, так и по избранной жанровой стилистике творца. Хотя в одном они похожи — и тот и другой сегодня, увы, не востребованы так, как хотелось бы — как они (да и мы) того заслуживают. Что это — булгаковское “ну и хорошо, что не печатают” или преднамеренно избранная политика в отношении ненавистного шоу-бизнеса? Чем объясняется их сегодняшняя пассивность?

— Что касается меня, то раньше моя работа была связана с выступлениями в клубе “Малхас”, ну и в парочке других. Однако менеджеры этих клубов вскоре нам живо объяснили, что не хотят из-за нас терпеть убытки — наш джаз, мол, малоприбылен. Так что пока известная радиостанция не уставая повторяет "քաղաքը ջազ է լսում", мы пребываем в невостребованном состоянии.

— Что ж так возмутило этих “менеджеров”? В их представлении джаз все еще музыка толстых?

— Джаз — музыка идущая и ведущая вперед. У нас же она уперлась в стенку и топчется на месте. Стенку эту составляют люди, которые застолбили свои позиции метров и нипочем не хотят их сдавать. Я не хотел бы называть имен, они и так всем известны и понятны. Они ежедневно поражают заезжих нуворишей и прочих толстосумов, именующих себя элитой города, тремя-четырьмя на зубок заученными произведениями. Играют весьма недурственно. Но попытайся вытянуть их на сейшн, предложи сыграть с ходу что-то другое, что-то новое, как былой задор да удаль тут же рассеются и всем предстанет истинная картина.

Господь с ними, джаз-музыка свободная, каждый волен играть так, как хочет, да и экспериментировать вволю. Но! Вся беда в том, что помимо всего эти “товарищи” — монополисты джазового рынка. Эдакие люди-бренды. С ними советуются, кого привести в Ереван, кого и как лучше и легче продать... Концерты джазовых звезд зачастую проходят при насильственно заполненных залах. Не забуду выступление группы “Шакатак” — звук был отвратительный, а заполенность ограничивалась лишь партером. Ужас!

Я уже не говорю о кустарных комментариях напыщенных доморощенных писак в нашей прессе. Мало того что статью пишет человек, не имеющий какого-либо музыкального образования, кроме “магнитофонного”, так возникает еще и ощущение, что эти оды-аллилуйи выходят в свет лишь после многократного редактирования со стороны “ведущих джазменов”.

— А в чем сегодня реально нуждается армянский джаз?

— Прежде всего в грамотной аудитории, точнее, в ее воспитании. А в идеале — в создании профессионального качественного джаз-клуба!

— Ты считаешь, что он имеет шанс окупиться в подобных условиях?

— Да, если этим займутся настоящие профессионалы — конечно, при господдержке. Причем совсем не обязательно приглашать сюда мировых звезд за баснословные суммы и потом выставлять астрономические цены на билеты. Необходимо создать условия, чтобы наши музыканты вновь смогли заниматься любимым делом и делали бы это с большей самоотдачей. Необходимо выработать систему, ограничивающую попадание серости и “старьевщиков” в профессиональное музыкальное поле!

Вы посмотрите, что творится в консерватории — в кузнице будущих музыкальных кадров. Где они, эти кадры? Сегодня это идеальнейший пример того, как нельзя относиться к музыке. Причем как со стороны учеников, так и преподавателей.

А теперь давайте обратимся к тому, что собой представляет Минкульт Армении. Если вы захотите проявить хоть минимум индивидуальности — рискнете обратиться в это ведомство в надежде получить какую-либо поддержку своему начинанию, вас затаскают по кабинетам. Причем там вам придется общаться с людьми, далекими не только от культуры, но и от желания ею заниматься в целом. Диагноз — местечковость.

— То есть, говоря словами того же Левона Малхасяна " քավոր սանիքի երկիր էնք "?

— Да, в этом я с ним солидарен. Весьма самокритичное знание проблемы изнутри: элементы протекционизма не пощадили и этот клуб...

— Отвлечемся от джаза. За последние годы мы переняли у российской эстрады все, что только возможно было перенять. И, естественно, больше плохого, чем хорошего.

— И абсолютно забыли, что у нас есть своя культура, свои корни... Сегодня агрессивные соседи пропагандируют нашу музыку и наши же инструменты намного активнее нас самих. С одной лишь поправкой — они позиционируют все это как свое. Оно и понятно: мы не пользуемся — пользуются другие. Вот и приходится мириться с той мыслью, что наша культура и продолжает-то свое существование исключительно за счет таких проекций или, если хотите, симбиозов, как тот же армянский джаз.

...Наше современное искусство развивается в сегменте “субкультуры”, где все делается на потребу какого-то непонятного, неоформленного вкуса и каких-то сиюминутных зрительских импульсов. Хоть я по натуре оптимист, однако считаю, что наша культура находится в каком-то застоявшемся, окаменелом состоянии. Думаю, так долго продолжаться не может — необходим новый взрыв!

— Фестивали, концерты и т.п. не способствуют этому, как ты говоришь, взрыву в более гуманной форме?

— Один за другим проводятся концерты раскрученных до невозможности брендов как в джазовой, так и в рок-музыке. В итоге за бортом остается не только настоящая джаз-публика, которой не по карману такое удовольствие, но и те, кого бы стоило заинтересовать этой музыкой, чтобы спасти и вытащить из попсы и прочей низкопробной дряни. Получается, что чисто визуально страна живет насыщенной концертной жизнью, только толку от этого почему-то никакого.

— Какую роль сыграл минкультовский указ об обязательном “живом” исполнении?

— Этот указ привел к тому, что попса за неимением внутренних ресурсов в виде инструменталистов обратилась-таки к серьезным музыкантам. Если приглядеться, на их выступлениях где-то там, “на задках”, а то и на подпевках работают в основном неплохие джазмены. Практически во всех проектах, которые идут по ТВ в живом эфире, участвуют музыканты из биг-бендов, из джаз-бендов, из группы “Тайм репорт” и т.д. Музыканты, имеющие европейское и даже мировое звучание, вдруг оказываются в роли аккомпаниаторов у людей с сомнительными способностями и еще более сомнительной артистической репутацией. Ничего хорошего в этом смысле я не вижу, потому что для джазового музыканта — это низведение своего творческого уровня до “плинтуса”. Для попсы одним концертом больше, одним меньше — они свою деньгу зашибают на все тех же крестинах и свадьбах. Серьезным музыкантам, попавшим в эти ряды, я перестаю верить.

— А что думает обо всем этом Союз композиторов?

— Сегодня этот механизм полностью атрофирован. Финансирование сверху сродни манне небесной. Причем манна эта, как правило, оседает в заранее подготовленных для этого оазисах. В результате творческий поиск сведен к банальной добыче хлеба насущного. О каком творчестве, о каких моральных ценностях, о каком искусстве и национальной культуре может быть речь в таких... далеко не культурных условиях?..

АЛЬ БАНО: “Я хочу вычеркнуть такие слова, как “война” и “голод”!”

В начале недели Ереван на два часа окунулся в атмосферу 80-х — в Большом зале выступил знаменитый певец АЛЬ БАНО! Он приехал в Армению по приглашению первой леди Риты Саргсян, к сожалению, без своей прекрасной спутницы Ромины Пауэр: семейная “феличита” разбилась о житейское “divorzio” — Аль Бано и Ромина уже несколько лет в разводе.
Мировая слава, кажется, нисколько на него не повлияла — Аль Бано по-прежнему остается человеком простым и скромным. Трудности закалили его характер, но не ожесточили доброе сердце. Незадолго до ереванского концерта, вся прибыль от которого поступит на счет благотворительного фонда “Подари жизнь”, помогающего детям, страдающим от раковых опухолей, он побывал в Карабахе, где принял участие в так называемой “Карабахской корриде”. За что рискует быть объявленным в Азербайджане персоной нон грата и внесенным в пресловутый “черный список”. Вряд ли певца спасет от этой участи даже его “альбанское” начало, столь дорогое и родное (с недавних пор) для каждого среднестатистического азербайджанца. Однако Аль Бано в отличие от них на албанское происхождение и не претендует. Как поведал певец, его отец во время Второй мировой войны был в Албании и в память об этом назвал сына Альбано (Албанец). Позже он превратил его в артистическое имя.

Аль Бано известен как певец и композитор, но вряд ли кто слышал об Аль Бано виноделе. Вот уже сколько лет он вместе со своим братом Франко Карризи управляет семейным поместьем Tenute Al Bano Carrisi, которое включает винодельческое предприятие, отель, ресторан, студию звукозаписи. Говорят, Аль Бано своими руками срезает виноград и вместе с жителями городка Челлино Сан Марко празднует на площади сбор первого урожая. О том, как ему удается совмещать артистическую карьеру и управление винодельческим предприятием, Аль Бано Карризи рассказывает с удовольствием.

— Синьор Аль Бано, вы совмещаете два противоположных бизнеса. Как вы дошли до жизни такой?

— Эти виды моей деятельности родились одинаково. Артистическая в какой-то степени подпитывала страсть моей семьи производить вино. Так что винодельческое предприятие было создано не случайно: это дань уважения старой традиции. Конечно, я не могу ежедневно заниматься своим предприятием. Но даже когда я вдалеке от Челлино, поместье находится в надежных руках, и, как только у меня появляется возможность, я окунаюсь в работу. Артистическая деятельность многому меня научила. Путешествуя, я всегда стремился узнать что-нибудь новое. Уроки жизни помогли мне и в ведении хозяйства Tenute.

— Одно из самых знаменитых ваших вин называется “Дон Кармело” — в честь вашего отца. Но встречаются и славянские наименования, например “Тарас”.

— Уезжая из Челлино, я пообещал своему отцу, что продолжу семейную традицию и первое вино будет носить его имя. Taras — имя основателя города Таранто, в провинции которого произрастает виноградная лоза “primitivo”. Этому вину мне захотелось дать название, которое было бы связано с историей.

— Вы добились в жизни многого, для этого вам пришлось упорно работать, а порой и терпеть лишения. Остались ли нереализованные мечты или цели?

— Не иметь целей в жизни — это несчастье. Конечно, жертв было много, и до сих пор приходится приносить их ежедневно. У меня не так уж много желаний: я хочу вычеркнуть из жизни такие слова, как “война” или “голод”. Если это желание, то могу сказать, что оно для меня на первом месте. А трудности... Они всегда за углом. Но справляться с проблемами мне очень помогает вера. Семья также играет важную роль. Разумеется, необходимо бороться изо дня в день, нельзя сдаваться при первых же сложностях.

— В чем секрет вашего успеха?

— Думаю, в упорстве и еще, как говорят, в моем голосе.

— Вы находитесь в Ереване с благородной миссией помочь больным детям. И вообще, вы часто участвуете в благотворительных акциях. Что вы можете сказать по этому поводу?

— Недавно мы помогли одному ребенку и его матери заново обрести улыбку. Иногда достаточно приложить совсем немного сил, чтобы сделать добро, и мы все должны уметь отдавать. Я желаю вашим читателям всего самого хорошего, что есть в этом мире! И приглашаю всех приехать в Италию и в частности заехать в Челлино Сан Марко.

После концерта Аль Бано Корризи был награжден золотой медалью Министерства культуры за весомый вклад в музыкальное искусство в целом, за вклад в развитие армяно-итальянских отношений, а также за активное участие в благотворительных проектах.

Двери закрываются, следующая станция - “Копенгаген”!

Петербургский БДТ им.Товстоногова представил спектакль “Копенгаген” — постановку сколь сложную, столь и безупречную. Образец интеллектуального театра. Три актера на скупо оформленной сцене: Олег Басилашвили — знаменитый датский физик Нильс Бор, Валерий Дегтярь — немецкий физик Гейзенберг и Мария Лаврова — Маргарет Бор — держат зал в напряжении, хотя ведут речь вовсе не о простых предметах. Их герои, затрагивая сугубо научные темы, говорят об очень важных нравственных вещах, с которыми столкнулось человечество в эпоху войны и фашизма. В результате психологическая пьеса оказывается не скучным диспутом физиков, а чрезвычайно живой и драматичной историей.

Словом, “Копенгаген” — спектакль для тех, кому хочется добротного психологического театра. О творческом поиске, вопросах и состоянии современного театра говорит выдающийся российский артист Олег БАСИЛАШВИЛИ.

— Олег Валерьянович, вы представитель академического театра. А каково ваше отношение к новой драме, к экспериментальным театральным формам?

— Самое что ни на есть доброе, причем почти ко всему происходящему. Согласен, среди того, что сегодня выносится на театральные подмостки, есть и дрянь, и ужасающая халтура, и поиск — как верный, так и не очень. Но то, что все это происходит, уже прекрасно. Это значит — театр жив, он находится в процессе. Он может быть вялый, плохой, удачный и неудачный. Но это процесс! Как говорила Ахматова, “Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда...” Так вот, видимо, этот самый сор мы сейчас собой представляем. Для будущего.

— Что из происходящего сегодня в театре вы не приемлете?

— Я видел спектакли, которые, несмотря на немыслимый формализм, производят замечательное впечатление, потому что затрагивают мои душевные струны. Способы, в конце концов, могут быть какие угодно, лишь бы они помогли добраться до зрителя, до его сердца. Я за любые приемы, но только если они направлены на суть произведения, а не на самовыражение. Например, новый спектакль Марка Захарова “Вишневый сад”, премьера которого состоялась у нас в Санкт-Петербурге, ругали за сокращенный вариант и желание сделать на потребу публике. Но, несмотря на сжатость и абсолютное новаторство, в его спектакле есть два-три места, которые возбуждают во мне чувства, некогда испытанные на старом МХАТовском спектакле, и в какие-то моменты у меня перехватывает дыхание. Так что формальные приемы возможны, но только если они вызывают у зрителя эмоцию, которая здесь необходима. Это касается и кинематографа.

— В одном из фильмов, где вы снимались, Лондон был представлен посредством компьютерной графики. Как вам новые технологии в кино?

— Если они помогают раскрыть внутренний мир человека, то это очень хорошо. А вот многие современные фильмы типа “Аватара” — просто хорошо сделанные аттракционы, и более ничего.

— Как у вас складываются отношения с сегодняшним зрителем?

— Зритель сегодня очень изменился. У нас в России, к сожалению, упал культурный уровень публики, особенно в провинции. И виновато в этом прежде всего телевидение, которое делает все для того, чтобы вкус у зрителя и его мозги опустились на очень низкий уровень, чтобы превратить аудиторию в некое послушное “стадо”, способное только смеяться и более ничего.

— Увы, это наблюдается едва ли не на всем постсоветском пространстве...

— Возможно... Но зрители, которые приходят к нам в БДТ — а нам обижаться грех: каждый вечер у нас аншлаги, — очень чуткие и любящие театр. То же самое ощущается и у вас, в Ереване.

Знаете, я, несмотря ни на что, смотрю в будущее с оптимизмом. Сегодня у людей чувствуется возрождение интереса не только к театру, но и к поэзии, музыке, живописи, и, думаю, это вызвано нравственным голодом зрителя, которого не обманешь ни “камеди-клубами”, ни веселенькими шоу. Зритель сегодня требует настоящей духовной пищи. И на творцах театра, кинематографа, других искусств и культуры вообще лежит сегодня огромная ответственность.

— Есть ли, по-вашему, закономерность: чем выше уровень преподносимого культурного продукта, тем выше критика?

— Конечно, ведь уровень критики возникает от своеобразного “совокупления” критика с тем, что он видит, к примеру, на сцене. И если это происходит, то уровень сам по себе повышается. Но это в идеале. Часто же бывает так, что критик не хочет понять режиссера. Помнится, я читал статьи о спектаклях того же Марка Захарова “Женитьба” и “Вишневый сад”. Повторюсь, очень спорные спектакли, и статьи в основном были недоброжелательные. Но я тогда впервые понял в ленкомовской “Женитьбе”, почему Подколесин сбегает в окно. Ведь невозможно исправить что-либо в жизни, просто женившись. Стало быть, режиссер ищет и находит путь к сердцу сегодняшнего зрителя, и критик именно это должен увидеть и приветствовать...

— Что вам помогает оставаться в такой прекрасной форме?

— Хорошая роль, которая сама ведет. Зал, который ждет. Зритель, который искренне отдается. Ведь театр — это, в сущности, зритель, актер и вольтова дуга, натянутая между ними... Так и возникает энергия, которая поддерживает как актера, так и зрителя. Поэтому и в жизни, и в творчестве придерживаюсь простого правила: делай, что должно, а там будь что будет.

Гарри БАРДИН: «Не обязательно становиться белым лебедем — важней понять, кто ты!»

"Барев дзез! Если вы спросите: "Вонц ес?", я отвечу: "Шат лав ем!" — приветствовал собравшихся выдающийся российский аниматор Гарри Бардин. В рамках VI Международного фестиваля детско-юношеских фильмов состоялась ереванская премьера его полнометражного мульт-мюзикла "Гадкий утенок".

— У меня сегодня вообще замечательный день: в Ереванском госинституте театра и кино меня удостоили звания "Почетного профессора", а в Российско-Армянском университете — признали "Человеком года". И что самое приятное, все это произошло в городе моей юности — ведь я тут служил!.. Наша воинская часть находилась неподалеку от коньячного завода. Раз в полгода у них не сходился дебет с кредитом, в результате чего нас... пригоняли тушить там пожар. Мы, естественно, честно выполняли свой гражданский долг и с криками "Пожар!"... совали бутылки "с живительной влагой" за пазуху.

— Про ваш дар оживлять все, что попадется под руку, ходят легенды... Действительно можно одушевить любую вещь?

— В принципе, да, но тут встает вопрос: одушевить во имя чего? Просто выпендриться и с помощью мочалки, яичной скорлупы или щебенки покуситься на "Вильяма, нашего, Шекспира"? Смысл не в том. Для меня, к примеру, фильм "Конфликт" сложился из спичек, как метафора мгновенного сгорания жизни, ее недолговечности и уязвимости. Материал "Выкрутасов" сформировался на уровне идеи. Если человек сам себя окружает забором из проволоки... Колючую проволоку можно сделать только из проволоки. Бумага в "Адажио" тоже не только материал, но и образ хрупкой жизни, мнущейся, рвущейся буквально в мелкие клочки. Я обращаюсь к детскому опыту человека, сам окунаюсь в мир игры.

— Вы всегда уделяете особое значение фонограмме. "Чуча" имела несколько крестных музыкальных отцов: Глена Миллера, Дунаевского, Бизе-Щедрина. В "Гадком утенке" — это...!

— Чайковский. Я подобрал и сложил музыкальные фрагменты: из "Лебединого озера" и "Щелкунчика". Каждая тема нашла свое место, чтобы у зрителя подспудно возникло ощущение, будто Чайковский, когда сочинял "Лебединое озеро", подразумевал "Гадкого утенка". Записал музыку Национальный филармонический оркестр под управлением Спивакова. Кстати, он же — Спиваков — озвучивает в мультфильме Петуха. Юлий Ким сочинил стихи. Фильм украсили своим участием также хор Турецкого, Владимир Качан, Юлия Рутберг.

— А кто еще озвучивал картину?

— Мне работалось очень легко и спокойно, так как рядом со мной были близкие друзья: люди, которых не надо было ни о чем просить и тем более что-либо объяснять. Спиваков — тот и вовсе сам напросился на эту роль... Также персонажи в фильме говорят голосами Армена Джигарханяна, Константина Райкина и многих других дорогих моему сердцу людей.

— Гарри Яковлевич, почему Утенок — вначале пластилиновый — в финале превращается в кукольного? Он что, станет "как все"?

— Я даю надежду, что Утенок станет белым лебедем. Эти-то все домашние, они не летают. А он взлетит. За долготерпение свое и за муки. Не "как все" — лучше! Это кино о толерантности. Терпимости. О том, как "другие" существуют рядом с нами. Чтобы зритель оказался в коже (шкуре, панцире) инородца, поняв, каково это... Поучениями этого не достичь. Только через эмоцию. Через слезы и смех!

Вообще, Ганс-Христиан Андерсен — довольно жесткий сказочник, который готовит детей далеко не к сладкой жизни. Он говорит, смотри, мальчик, это жизнь, в которой тебе надо выживать... Я же из сказки взял только образ Утенка и превращение его в Лебедя — остальное придумано, точнее додумано, мной.

— "Гадкий утенок" — автобиографическая история?

— Я так похож на лебедя?.. У меня как раз — грех жаловаться — было очень счастливое детство. Хотя... в каждом из нас с юности живут комплексы, страхи. Постепенно с помощью творчества, книг, встреч с мудрыми людьми мы их изживаем. Что касается "Гадкого Утенка", просто захотелось дать надежду маленькому человечку — дружок, не обязательно становиться лебедем, важней понять, кто ты, стать самим собой! Независимо от времени, которое за стенами кинотеатра, внутри себя ты должен быть свободен. И тогда "полет возможен".

У каждого человека есть свой скелет в шкафу и свои обиды, которые он хранит до конца жизни. Именно поэтому все смотревшие картину нашли в ней что-то свое. О том, что эта история про них, мне говорили Николай Цискаридзе, писатель Дмитрий Быков и многие другие. Некоторые вообще узрели в "Гадком утенке" собирательный персонаж детей репрессированных в 37-м году...

— В целом вы вне мейнстрима? Я имею в виду такие российские мультипликационные блокбастеры, как "Добрыня Никитич", "Князь Владимир"... Вы как-то ощущаете, что работаете в том же поле или это совсем другое?

— В свое время Сергей Образцов очень хорошо сказал: "Никогда не нужно стремиться быть модным. Нужно быть самим собой, и тогда, если это будет талантливо, моду станут уже считывать с тебя". Я никогда не пытался быть модным, и тут я остаюсь верным самому себе. Мне самому это очень интересно, а если мне это интересно, я надеюсь, что это будет интересно еще десяткам и сотням других людей.

— "Если мне будет приятно, то я так довезу!.."

— Вот-вот! Что же касается вопроса о едином поле... Я, с одной стороны, приветствую, что у нас появились такие большие объемы мультипликации. В начале 90-х мы и в мыслях не могли допустить, что когда-то выйдем на такие объемы. Было такое ощущение, что все рухнуло и нам уже не подняться никогда. А тут, когда выходит в год по два полнометражных фильма, для Америки это много, а для нас просто перебор. Другое дело, что можно говорить о качестве. В технике дефицита нет, тут каждый старается сделать свою особинку, и это получается довольно неплохо. Но вот с идеями — полный завал... Меня корежит, во-первых, насилие над народом по идеологическим соображениям. Во-вторых, неприятна сама попытка подачи русской идеи в американской или японской упаковке. Получается эдакий борщ с майонезом! И такая картина, увы, наблюдается на всем постсоветском пространстве. Собственного изобразительного языка уже нет. Есть изобразительный язык знакомого нам американского, диснеевского толка — и наша начинка. Досадно...

— Помнится, после ваших рекламных роликов "Кока-колы", где обезумевшая кукушка вместо "Ку-ку" орала "Кока-кола", вас пригласили в Голливуд. Не жалеете, что отказались?

— Нет, потому что я больше думал о сохранении себя как боевой единицы, нежели о выгоде и беззаботной жизни. Если бы я согласился на предложение президента студии Уолта Диснея, то по гроб жизни делал бы сериалы, где одна тварь гонялась бы за другой и никак ее сожрать не могла. Мне это неинтересно. Вместо этого я снял у нас "Кота в сапогах" — фильм о русской ментальности, за который мне не стыдно! Конечно, я располагал бы сейчас иным капиталом, но мне бы это радости не доставило... Поэтому я доволен тем, что реализовался здесь!.. Тем более что я себя не чувствую сообразно своему возрасту. Мне от силы 35-36.

— Кстати, о возрасте — у нас упорно муссируются слухи, что свое семидесятилетие вы планируете отметить в Ереване.

— Мне не совсем понятна причина распространения подобной информации. У меня всего лишь состоялась беседа с президентом фестиваля ReAnimania, и я пообещал подумать об участии в фестивале следующего года. Видимо, мой добродушный тон вкупе с армянским гостеприимством нарисовал в сознании моего собеседника более желаемую им картину. Очень не хотелось бы думать об иной причине возникновения подобных слухов...

Тонкий армянский зритель и крепкий российский “Целлофан”

Одним из лучших, по мнению критиков, зрителей и самих участников недавно прошедшего VIII HIGH FEST-а, был спектакль Кемеровского театра драмы “Целлофан” с очаровательной Натальей Измайловой в главной роли. Многие даже сожалели, что спектакль показали лишь один раз. Хочется надеяться, что оргкомитет HIGH FEST-а учтет пожелания зрителей при организации последующих фестивалей.
Гость “НВ” — президент Международного фестиваля “КУКART”, гендиректор дирекции инновационных программ Национальной премии и фестивалей для детей “Интерстудио”, генпродюсер проекта “Целлофан” Давид БУРМАН.

— “Целлофан” — это женская стенд-ап-комедия по пьесе исландского драматурга и актрисы Бьерк Якобсдоттир. Неудивительно, что она же стала и первой исполнительницей своего текста, задав ему необходимую степень сценического раскрепощения. В России смелость первой исполнить “Целлофан” взяла на себя известная актриса театра “Зазеркалье” Елена Терновая, обладающая не только необходимыми для исполнения бурным темпераментом и чувством юмора, но и отличным вокалом, которому нашлось применение в спектакле. Следующей была постановка Дмитрия Петруня в Кемеровском драмтеатре, где главную роль с блеском исполнила прима театра Наталья Измайлова. Именно эту версию мы и привезли в Ереван.

— Каковы особенности российской трактовки пьесы?

— Мы вложили в адаптированный вариант компоненту русского психологического театра, в результате чего получилась история, волнующая всех женщин постсоветского пространства. Героиня — обычная женщина, переживающая то же, что женщины во всем мире, в том числе и потерю внимания мужа. А название пьесы объясняется тем, что целлофан выступает средством привлечения супруга, почерпнутым героиней из модного журнала. Так что если в Европе, спектакль воспринимался исключительно как «развлекалово», то у нас в силу нашей ментальности получилась серьезная психологическая трагикомедия.

— Давид, вот уже четвертый год как вы почетный гость фестиваля HIGH FEST: привозите спектакли, проводите мастер-классы... Как произошло ваше знакомство с Арменией?

— Знакомству со страной предшествовало знакомство с будущим президентом фестиваля Артуром Гукасяном. Мы встретились в начале 90-х на совещании, который проводил фонд Форда. Тогда Артур первым предложил идею создания в Армении театрального фестиваля, который бы стал ведущим на постсоветском пространстве и в отличие от местных — московского, питерского и т.д. — объединил в себе все страны СНГ. У меня на тот момент уже был фестиваль “КУКART”, где я продвигал смешанные виды искусства, наряду с кукольниками. Естественно, идея создания подобного фестиваля, равно как и объединения усилий, пришлась мне по вкусу. Мы познакомились, а вскоре он пригласил меня на HIGH FEST.

— Это было первое посещение Армении?

— Да, и, признаться, самое незабываемое впечатление в жизни. Я буквально ошалел от Еревана — красный туф, горный воздух, приветливые люди... Возможно, это мой субъективный взгляд, но для меня площадь Республики — самая красивая в мире. Я, несмотря на присущую мне активность, могу неподвижно часами любоваться поющими фонтанами! Для меня это фантастически красивый город с неординарной мелодичностью самих людей.

— Вы видите изменения в театральной атмосфере Еревана?

— Резких скачков нигде не бывает, особенно когда есть так называемое стабильное мировосприятие. Хотя в данном случае — динамика налицо. Армения сегодня живет активной фестивальной жизнью — только в Ереване действует пять театральных фестивалей. И это, я слышал, далеко не окончание фестивального шествия в этом году. Если сравнивать с другими странами СНГ, то Армения — явный лидер, даже несмотря на то что в других странах выделяется средств куда больше, чем на тот же HIGH FEST. Там все как-то более рыхло. Так что Армения — явный хедлайнер!

— Ну а зритель?

— Армянский зритель тонок, требователен, но в то же время доброжелателен. К примеру, в прошлом году здесь был показан петербургский спектакль фестивального проекта “Молодая режиссура”. Люди смотрели с большим интересом, не уходили со спектакля, однако... так и не приняли его, позже деликатно высказав свое “фэ”. Армянский зритель избирательно тактичен, то есть гнилыми яблоками не закидывает, не освистывает, но явно видно, что во всем прекрасно разбирается. Тут не останутся незамеченными ни фальшь, ни хорошая игра. В то же самое время разного рода эксперименты принимаются в Армении неоднозначно — зритель привык к более классическому театральному действу. В этой связи опять же велика роль HIGH FEST-а, в котором ежегодно представлены весьма разнообразные постановки — Артур Гукасян не боится привозить откровенно спорные постановки.

— Как вы считаете, зритель принял прозрачный российский “Целлофан”?

— Я понимаю, о чем вы... Спектакль был принят, и весьма дружелюбно, несмотря на достаточно откровенные сцены с переодеванием и экспериментальную форму. Залог успеха, на мой взгляд, — отсутствие излишнего позерства, тактичность спектакля, чувство меры и, самое главное, уважение к зрителю. Это самое яркое доказательство того, что мы стали учиться друг у друга искусству театра. Говоря словами одного небезызвестного политика: “Процесс пошел, и... это правильно!”
И дай Бог, чтоб подобные эксперименты и кардинальные подчас изменения происходили у нас только на театральной сцене...

Чем ниже юмор - тем громче смех!

Армянские развлекательные телепередачи — одно только это словосочетание вызывает неоднозначную реакцию. Кто-то считает их кормом для “хавающего пипла”, кто-то — рекламой уголовно-наказуемых деяний... “32 зуба” (аналог “Камеди Клаб”), “Yere1” (наша “Наша Russia”), “Made in Armenia” (армянский “Прожекторперисхилтон”) и т.д. Объяснить появление этих калькированных передач, в свою очередь перекатанных, очень легко: есть купец — есть товар.

Армянские развлекательные телепередачи — звучит как приговор. Попытка быть смешным для всех у доморощенных арлекинов приводит к плачевным (для окружающих) результатам — их большей частью низкопробный юмор принимается молодежью как самый что ни на есть “супер-пуперовский”, органично вписываясь в общую картину “рабиса”, в общий культурный регресс. Имеют ли право отдельно взятые личности или даже целые семьи диктовать свой сомнительный вкус огромной аудитории? Должны ли телеканалы с таким рвением превращаться в отстойные телебарахолки? Наконец, кто и когда сможет поставить конец серости и низкопробности на армянских телеканалах, равно как и в шоу-бизнесе в целом?

Вот мнения некоторых наших сограждан.

Алвард ПЕТРОСЯН
(политик):
— Опаснее человека без чувства юмора может быть только его попытка пошутить. А еще страшнее, когда это делают люди, непокалеченные интеллектом, исключительно с целью прославиться и заработать на своем “искусстве”. И, что самое ужасное, именно с нашего немого согласия, переходящего в беспринципное похихикивание над выкрутасами и обезьянничанием новоявленных хохмачей, продолжают цвести всевозможные “клабы” и “зубы”.

Виген САРКИСЯН
(инженер):
— Почти год на телекомпании “Армения” идет проект “Yere1”. За этот период весь город на глазах начал становиться “Серожами, Випоянами, Гялбо и галбок”. Бог с ними со взрослыми, но вот когда дети, даже самые маленькие, копируют известные выражения — хочется взять и убежать подальше, чтоб не видеть, как изо дня в день эта ужасная базарная речь и манера поведения все больше входят в наш обиход.

Анна ГАЛСТЯН
(педагог):
— Почему мы не создаем нормальных кумиров, персонажей, героев, не шутим со вкусом? Проекты “Yere1” и “32 зуба” вызывают массу негативных чувств не только у меня, но и у всех более-менее интеллигентных и начитанных людей, которые хотят, чтоб с телеэкранов в наши дома вливались не только Серожи и Випояны, но и качественный телепродукт.

Тер КЮРЕХ
(настоятель церкви Св.Катогике):
— Глобальность этой проблемы заключается в том, что для ее решения необходимо задействовать все силы общества, что ныне не представляется возможным. К несчастью, нынешняя “интеллигенция” далеко не соответствует этому высокому званию. Между тем во всех странах именно интеллигенция играет значимую роль как в решении подобных проблем, так и изначально в становлении и воспитании общества.

Грант ТОХАТЯН
(актер):
— Все, что творится у нас на телеканалах, мягко говоря, плохо. Но прошу учесть, что я оставляю за собой право говорить и оценивать на том основании, что сам же в меру своих возможностей пытаюсь исправить существующее положение вещей. И было бы неплохо, если бы многие мои коллеги, охаивающие то, что происходит на ТВ, попытались вернуться на телевидение и внести свою посильную лепту в процесс его качественного улучшения. Более того, сегодня это крайне необходимо, потому что ориентиры у современной молодежи совершенно иные, чем у предыдущих поколений, и приход на телевидение именно представителей более старшего поколения мог бы повлиять на пересмотр акцентов и приоритетов у молодых людей.

Ирина ХАЧАТРЯН
(лингвист):
— Я искренне надеюсь, что эти проекты все-таки уберут из эфира. В проекте “Yere1” перепутаны понятия “голубой экран” и “экран для голубых”. Что может быть забавного в особи модели “Овик”, переодетого беременной и отвратительно волосатой женщиной? И раньше номера с переодеваниями были не особо желательны, так этот и вовсе показывать нельзя! Никакой иронии и юмора, никакого смысла: периодические побои “невестки”, откровенная пропаганда “голубизны”, гипертрофированно ужасные отношения в семье — вот что пропагандирует этот проект, на мой взгляд...

Тигран ГРИГОРЯН
(социолог):
— Пока мы все вместе не поймем, что попытка “натянуть” на наш менталитет чуждый вид зубоскальства губительна для нашей культуры, ничего с места не сдвинется. Где наши фельетонисты? Где памфлетисты? Где их острое перо?.. Куда все вмиг запропали — неужели даже шутить мы разучились?.. При советской власти юмор находился под строжайшим контролем, но жанр тем не менее процветал. Почему? Да потому что люди руководствовались общепринятыми догматами — тактом, уважением, чувством меры и т.д. Высмеивание недостатков человека и попытка пошутить над ветеранами войны были бы расценены как нечто омерзительное, циничное и недопустимое. Чего сегодня, увы, не скажешь. Чем ниже юмор — тем громче смех!

* * *

Психологи утверждают: если бы в 30-е годы прошлого столетия в Германии было телевидение, то Гитлер никогда не достиг бы той власти, которую имел. Прислушиваясь сегодня к речам подростков, обсуждающих ТВ-остроты всякого рода Ово и Фело, невольно задаешься вопросом: кого мы воспитываем – созидателей или разрушителей? Хочется, чтобы и руководители телеканалов осознавали всю ответственность перед своим народом – перед своими в конечном итоге потомками!

Мастерская гения: «Два цвета радуги - двух судеб отраженье...»

Название выставки "Два цвета радуги — двух судеб отраженье" навевает лучшие чувства, а главное, что в итоге их удовлетворяет. В ГМИИ им. Пушкина с середины сентября словно открылся филиал Третьяковской галереи: сюда привезли экспонаты из главных армянских собраний - Национальной галереи Армении, Дома-музея Мартироса Сарьяна, Музея Ерванда Кочара и Музея русского искусства (коллекция А.Я.Абрамяна). Как не странно армянские СМИ хранят стойкое молчание по этому поводу, ограничиваясь лишь скромными «информушками». О российских СМИ такого не скажешь: тут как позитивные статьи, так и порой откровенно слабые и оскорбительные.

Ниже приводим очень глубокую и интересную статью Саши Лилик, размещенную 24-го сентября на сайте www. artgals.info

Мастерская гения: «Два цвета радуги - двух судеб отраженье...» -
шедевры армянской и русской живописи XVIII - XX веков

В любом виде - будь то армянская живопись или русская, или какая другая, мы всегда смотрим и видим красоту мастера, красоту его души и откладывающего свои отпечатки вечности на холстах и листах, на формах и рукоделии, мы восхищаемся гением человека, мы становимся на минуту этим гением, погружаясь в работу каждого мастера, сопереживая и восхищаясь его идеями - идеями цвета, формы, ритма. Событие, из ряда вон выходящее, когда такая плеяда и концентрат высокого живописного мастерства становится центром нашего внимания - состоялось.

В ГМИИ им. Пушкина с середины сентября словно открылся филиал Третьяковской галереи: выставка шедевров музея Будапешта уступила место шедеврам музеев отечественных, точнее, бывшего СССР. В Москву на два месяца привезли экспонаты из главных армянских собраний - Национальной галереи Армении, Дома-музея Мартироса Сарьяна, Музея Ерванда Кочара и Музея русского искусства (коллекция А.Я.Абрамяна). Про Третьяковку вспоминается просто по привычке - ибо в среднем по одной работе крупнейших русских живописцев XVIII-начала XX вв. здесь представлено. Не так уж много. И, что не может не радовать, это не проходные вещи, а настоящие образцы стиля, некоторым из которых и вовсе позавидовали бы российские музеи, активно «сбывавшие» в свое время собственные сокровища на периферию Советского союза - региональные фонды, которые тоже нужно было чем-то пополнять, да еще и авангардное искусство во времена социалистического «благополучия» предпочитали держать подальше от властей. Однако и очевидно, что выставка из Армении не пьянила бы таким ароматом и шармом, если бы на ней не было, собственно, живописи армянской. Страна с богатой живописной традицией, Армения подарила русскому и мировому искусству немало прекрасных имен. Поэтому ядром экспозиции в ГМИИ, ее «начинкой» и «послевкусием», конечно, стали работы известных нам и не очень армянских авторов, а еще - работы «русских» авторов, про которых почему-то давно забыто, что на самом деле они - армянские. Увидеть еще раз искусство высокого уровня - изрядное удовольствие. Вкусить южного солнца, расплавленной голубизны воздуха и «фруктового» буйства красок - уже сродни гурманству.

Начинается выставка прекрасным собранием живописи Мартироса Сарьяна. Очень ожидаемо - потому что трудно вообразить более известного в мире и острее передавшего национальный дух художника. И неожиданно - так как такое количество качественных и характерных образцов живописи мастера производит впечатление ошеломляющее... Все центральное пространство колонного зала ГМИИ заняли небольшие, уютные и одновременно взрывающие пространство дерзостью и сочностью южных красок полотна. Сарьян здесь очень разный. Это и доведенные до некоего символа, с этническим оттенком восточные красавицы среди диковинных пестрых садов, вибрирующих оранжево-голубой мозаикой («Под деревьями», «У колодца. Жаркий день»). Это также мастерски исполненные, столь характерные для художника минималистические композиции из поездок в Египет, Константинополь и Персию. Кажется, что именно в живописи, выполненной в путешествиях, Сарьян достиг предельной простоты и острейшей выразительности: его «Идущая женщина» словно одним движением высечена из листа синей бумаги и «приклеена» на столь же плоский зеленый куст, но шаг ее столь стремителен и органичен, что есть яркое и живое ощущение, возникающее перед этим простым и динамичным зрелищем. Холст «Собаки. Константинополь» просто фонтанирует пламенем цвета, лаем уличных псов, апельсиновой расплавленностью под турецким солнцем... Рядом же - совсем другой Сарьян, сдержанный и тихий, пленяющий простой гармонией лунного голубого марева, «разбавленного» силуэтами деревьев и быков («Ночной пейзаж»). «Автопортрет» с лицом в красно-синюю полоску - дань дерзкому фовизму, а рядом - потрясающе тонкий, изысканный, в стиле ар нуво, песочных оттенков «Потрет М.Африкян» с едва заметной ноткой экзотики в виде силуэтов ланей на переднем плане. Наконец, верх свободы и песнь радости - «Большой восточный натюрморт». Здесь весь Восток, его пестрота, солнце, яркость и тонкость одновременно: на фоне узорчатых ковров словно небрежно разбросаны маски, вазы, персики, мандарины, остроносые туфли, в целом образующие стройную и уравновешенную композицию.

После мажора настроения живописи Сарьяна, встают образцы русской символистской живописи начала XX века. Сумрачно-бледные, призрачные женские образы Виктора Борисова-Мусатова, словно ножницами вырезанные из цветной бумаги «Цветы» Петра Уткина и совсем другие, сложносочиненные, богатые фактурой и насыщенными оттенками «Цветы и фрукты» Бориса Анисфельда, кукольный и сумрачно-зловещий одновременно «Театр» Николая Сапунова и мозаично-декоративный «Эскиз декорации» Сергея Судейкина. Белесо-кремовый, с тончайшими деталями и завитками орнамента «Натюрморт. Цветы» Александра Головина соседствует с граненым, матово-голубым натюрмортом Петра Кузнецова «Цветы в мастерской Бухарского профессора живописи». Наконец, невозможно представить живопись начала века без Марка Шагала: полотно «Дача» показывает типичный пример живописи мастера с видом из окна в сад и излюбленным сочетанием красного (ставни окна) и изумрудного (зелень в глубине холста). Завершают этот раздел импрессионистические «Яблони в цвету» кисти Михаила Ларионова и его же «Купальщицы», кажущиеся пока еще далекими от примитивистских радикальных опытов «Ослиного хвоста».

После сумрачности, при всем изыске и некоторой болезненности искусства модерна вдруг врываешься в мир дерзких открытий новой живописи авангарда. Композиция Василия Кандинского «Арабы III (Восточная сюита)» еще сохраняет фигуративные элементы в виде головки восточной красавицы и фигуры всадника, но уже остро полыхает переливами свободного цвета, вырывающегося из закостенелой формы. «Мальчик с петухом» Натальи Гончаровой отчетливо передает ее искания в примитивистской живописи и гармонию мощных, «не женских» объемов. Работы мастеров «Бубнового валета» представлены их излюбленным жанром - натюрмортом. Яркий, вещественно-фактурный «Натюрморт с кистями» Александра Куприна соседствует с динамичным, энергично замешенным «Натюрмортом с фруктами» Петра Кончаловского, а Илья Машков складывает радужную мозаику из чешуи рыб в своем натюрморте «Рыбы, овощи, фрукты». Рядом с этим буйством цвета и свободной формы, всплывает тихий, сумрачный «Московский дворик» Роберта Фалька, отливающий нежной радугой снега и сдержанными переливами оттенков стен дома. Живопись Аристарха Лентулова представлена типичной композицией «в лучах» «Дети в саду», а творчество Кузьмы Петрова-Водкина - своеобразным, «гиперреалистичным» портретом Андрея Белого.

Пространство вокруг большой лестницы музея предлагает экскурс в русскую живопись с середины XVIII по начало ХХ вв. Полупарадный «Портрет Б.В.Умского» работы Дмитрия Левицкого, более камерный погрудный «Портрет А.Н.Астафьева» Владимира Боровиковского и, наконец, «Портрет Д.Н.Философова» Ореста Кипренского представляют прекрасные образцы живописи барокко, сентиментализма и романтизма, с их впечатляющим мастерством в лепке формы портретируемого и фактуры материалов и постепенным переходом от отстраненного интереса к модели - к ее внутреннему миру, чувствам, и глубине личности. Первые опыты пейзажа как самостоятельного жанра в русской живописи представляет работа Федора Матвеева «Водопад в Тиволи» - совсем еще декоративная и идиллическая. Пейзажи Сильвестра Щедрина десятилетием позже смотрятся совершенно по-иному: природа в них не только написана более свежо и правдоподобно, но главное - становится самостоятельным героем произведения, главным источником вдохновения для автора.

Важную часть экспозиции составляют также блистательные образцы живописи второй половины XIX века: мастерский по передаче натуры и психологизму «Портрет С.А.Грейга» Ивана Крамского, с нотой аристократизма, мажорный «Портрет госпожи Дурново с дочерью» Константина Маковского, размашисто-эскизный «Портрет Тевяшовой» кисти Ильи Репина, композиция «Кем меня почитают люди» из библейского цикла Василия Поленова, эпический «Степан Разин» Василия Сурикова и конечно пейзажи Исаака Левитана - пасмурные или солнечные, но всегда живые и пронзительные. Ретроспективная живопись группы «Мир искусства» представлена работами Александра Бенуа на темы гуляний Екатерины Второй, а также задорным «Кубком Большого орла» Валентина Серова. Творчество Константина Сомова представлено « Портретом Н.Высоцкой», изящным и отточенным, словно ювелирное изделие; из работ Николая Рериха на выставке можно увидеть «Покорение Казани», словно сотканное из лоскутов мощного «цвета» былинного эпоса. «Автопортрет» Зинаиды Серебряковой пленяет присущим ей обаянием и нежностью, и какой-то неуловимой женственностью приема изображения. Рядом с пестрой, декоративной «Загородной прогулкой» Бориса Кустодиева, словно кусочек вихря - «Баба» Филиппа Малявина, в сарафане цвета пламени, искрящегося радугой ярких и насыщенных кристаллов цвета, острые и тончайшие по гармонии цвета портреты Валентина Серова. Изысканный и чуть манерный (что не мог не подчеркнуть такой мастер, как Серов) «Портрет М.Н.Акимовой», с синими и красными пятнами локального цвета неожиданно контрастирует с его другим - сдержанным, напряженным и печальным «Портретом жены директора Костромской мануфактуры». А рядом благоухают розы - близкий друг Серова Константин Коровин жадно наслаждался радугой жизни, ее красками, лучами солнца, таинством сумерек, восхищался красотой роз и... бурлил талантом импрессиониста. Его полотно «Розы. Вечер» - одно из лучших тому подтверждений.

Последний зал выставки посвящен армянским художникам. Работы Георгия Якулова «Тверская улица» и «Монте-Карло» представляют собой прекрасные образцы живописи кубофутуризма, но изображенные сценки скорее напоминают лубочные картинки. Интересны работы скульптора Ерванда Кочара - написанные на листах алюминия мифологические и сказочные образы навевают настроение пестрого карнавала. Из старой живописи можно отметить женские портреты середины XIX века работы Акопа Овнатаняна, чуть примитивистские и утонченные, словно персонажи миниатюр. Центром же экспозиции, безусловно, стали несколько холстов главного «русского» мариниста Ивана Айвазовского (Ованес Айвазян). «Рыбаки на берегу моря» демонстрируют любимый автором мотив оранжевых закатов, а в композиции «Ной спускается в горы Арарат» все залито белоснежными светоносными лучами. Мастер света, моря и неба завершает триумфальный аккорд армянской живописи в мощной сюите русского искусства... именно русского, того самого, в котором слились и российские, и армянские, и многие другие традиции, и которые высоко оценил впоследствии весь мир.