Акоп КАЗАЧЯН: «Хотите или нет, но Союзы будут существовать!»

         На XV съезде Союза театральных деятелей Армении (СТДА) в ходе открытого голосования на пост председателя единогласно был переизбран режиссер, художественный руководитель ТЮЗа Акоп КАЗАНЧЯН.

— Акоп Ервандович, разрешите вас поздравить с переизбранием, началом нового этапа и, естественно, первый вопрос, какие новые планы, мысли, проекты?..

— Я бы не назвал это новым этапом — как и прежде, я делаю свою работу. Конечно, есть планы, задумки, но говорить об этом заранее не совсем верно. Дай Бог, чтобы все задуманное нами получилось.

...На прошедшем съезде прозвучало много мнений, члены союза активно обсуждали предстоящие проекты, в частности абсолютно обоснованную необходимость закона о театре. Конечно, этот закон никак не повлияет на наше материальное положение, но он хоть конкретно обозначит отношение властей к театру. А это очень важно!

Также съезд счел необходимым обратиться к мэру городу с предложением назвать  ТЮЗ именем его основателя, актера, режиссера народного артиста Тиграна Аваковича Шамирханяна. Будем ждать решения…

Далее, мы не должны оставлять без внимания молодых армянских режиссеров, превосходно зарекомендовавших себя за последние два года. Тому доказательством прошедший недавно фестиваль молодых режиссеров. Непременно будет продолжена работа по организации наших фестивалей — Шекспировского, монодрамы и т.д., но мы готовимся и к участию во Всемирном конгрессе Международного института театра, и к совещанию директоров Европейской сети Шекспировских фестивалей. В будущем году на Шекспировском фестивале в Армении в большинстве будут представлены работы армянских театров, дабы директора фестивалей смогли отобрать для себя лучшие из них.

— Сегодня много говорится о творческих союзах. Одни, считая союзы не лучшим наследием советского строя, находят необходимым избавиться от этого “балласта”, другие придерживаются противоположного мнения. Каково ваше отношение к таким разговорам?

— Вы уж извините за прямоту, но я считаю, что “балластом” и “пережитком прошлого” союзы называют те, кто искренне обижен на что-то, как правило — отношение к себе любимому и своему “творчеству”. Наш союз делал, делает и будет делать все для развития современного армянского театра. Да, не хватает средств, возможностей претворить все планы, но мы работаем, ищем, создаем! А огульно хаять чужую работу — самое простое дело.

В нашем Союзе театральных деятелей — 660 членов. Все они платят членские взносы, большинство активно участвует в работе союза. И извините — кому какое дело?..

Что касается “не лучшего наследия советского строя”, ну тогда давайте закроем Оперный театр, а вместе с ним и все другие театры, школы, институты... Ведь они все были построены в советское время. Давайте снесем все и начнем строить по новой. Мне кажется, уж извините за откровенность, что все эти разговоры заказные. Причем являются не прямым, а косвенным заказом кругов, где в основном обитают люди, имеющие виды на наши здания. Пользуясь случаем, хочу в очередной раз донести до них мысль, что все эти подводные игры бессмысленны, поскольку все театры, здание СТД и т.д. являются нашей коллективной собственностью. Так что хотите вы того или нет, союзы будут существовать! И мой совет “бунтарям”: займитесь наконец делом. Своим делом!

— Каково ваше отношение к “инвестиционному искусству” — должен ли творец нести ответственность за свой проект? Не скатимся ли мы в результате этого в абсолютную конъюнктурщину и бульварщину? В силах ли на данном этапе наш театр поднять искусственно заниженный уровень зрителя на желаемый, должный?

— Коммерческие спектакли стали модными, но почему-то закрепилось стойкое мнение, что они должны изобиловать аморальщиной и ненормативной лексикой. Увы, это более заманчиво для зрителя, чем серьезное искусство. Я не выступаю против антрепризного театра — напротив, театр должен существовать во всех своих проявлениях. Но дело в том, что люди, занимающиеся антрепризным театром, порой принимаются учить нас и, того хуже, навязывать зрителю свои приоритеты, свой далеко не изысканный вкус. Периодические выступления в СМИ, нападки на классический театр — это что, идефикс или ощущение собственной беспомощности? Думаю, и то, и другое...

— А почему вы не отвечаете им, не ставите на место?

— Мы не входим в дебаты с ними, поскольку находим это ниже тех принципов, которые исповедуем. Хотя не исключено, что наступит день, когда придется честно высказать кое-кому в лицо, кто они и что из себя представляют. Пока что терпим... Предпочитаем не размениваться на болтовню.

Беда в другом: все телеканалы у них в руках, больше возможности говорить о себе, высказывать свои “грандиозные” мысли. Почему нет передач о театре, об одном спектакле, о великих представителях нашего театрального искусства?.. Почти на всех каналах сплошная развлекаловка, безвкусица и ширпотреб.

— А как же изменения на Первом общественном канале? Появились передачи о театре, восстановлен телетеатр, и это, думается, только начало. Телеканал “АР” периодически представляет замечательные передачи о театре...

— Ну, я же не говорю о всех телеканалах. Что касается “АР”-а, действительно, честь им и хвала — столько лет они не изменяют своим принципам. Молодцы, ребята.

А куда пропал наш аналог телеканала “Культура”? Неужели нам не нужен таковой? Неужели навязываемые сомнительные приоритеты не менее сомнительных “профи своего дела” роднее и приятней нашему зрителю? Думаю, что нет. Телеканал “Культура” нам просто необходим!

Что касается Первого канала — тоже, браво! Недавно состоялась встреча с моим давнишним другом Рубеном Джагиняном, я высказал пару соображений, поделился мыслями, задумками. Посмотрим, что получится.

Кстати, в ближайшее время на другом армянском телеканале будет восстановлена моя передача “Сценический перекресток”, выходившая в свое время на протяжении 10 лет: еженедельно с новыми гостями, новыми историями, идеями... Я считаю, эта программа сейчас крайне необходима, и искренне рад, что она возвращается. Мы не будем никого хвалить и уж тем более никого затаптывать — будем показывать реальное положение вещей, говорить о том, что имеем.

— И напоследок, недавно закончился фестиваль молодых режиссеров. Каково было впечатление гостей фестиваля?

— Просто замечательное! Были гости с Чеховского фестиваля, все они отмечали высокий уровень и оригинальность представленных спектаклей. Вскоре станет известно, кто из них станет участником Минского форума театральной молодежи стран СНГ и Балтии в следующем году. Такой форум проходил и в прошлом году в Кишиневе — спектакль “Пролетая над городом” с Нарине Григорян удостоился одного из призовых мест. Высоко были отмечены и работы наших режиссеров, художников, критиков...

Так что, как видите, на месте мы не стоим, а с такой золотой молодежью даже и передохнуть некогда!

«Цавд танем!»

     Закончился Международный фестиваль «Литературный ковчег». В мероприятии приняли участие более пятидесяти участников из разных стран мира; почетными гостями фестиваля стали автор романа «Одиночество в сети» и других бестселлеров Януш Леон Вишневский,  Анна Провоост, перу которой принадлежит книга «В тени ковчега», и многие другие известные писатели и поэты.

В рамках фестиваля состоялись встречи с читателями, презентация книг армянских писателей и представителей других стан СНГ и Европы. Для «Литературного ковчега 2013» также был специального подготовлен многоязычный сборник посвященных Армении произведений иностранных писателей. «Я приехал в Армению, чтобы познакомится с этой древней страной с богатой культурой, сопоставить с тем, что читал об Армении. Могу сказать, что первые впечатления ошеломляющие», — говорит Вишневский. По словам же другой гостьи фестиваля, писателя, литературного агента из России Ирины Горюновой, целью ее приезда на фестиваль является поиск сотрудничества с авторами из разных стран. «Я много работаю с писателями из разных стран, пишущих в разных жанрах. В Армении я также хочу установить новые связи, знакомства с талантливыми авторами», — отметила она.

Ирина Горюнова — член Союза писателей России с 2006 г. С 2007 года член международного Пен-клуба. Публиковалась во многих известных литературных журналах, как в России, так и за рубежом. Директор фестиваля и литературной премии имени Чуковского, а также  владелец успешного литератруного агентства. Является агентом таких звездных авторов, как Татяна Догилева, Гарик Сукачев, Роман Фад и др. А кроме того, она писатель, чьи книги выходят в таких известных издательствах, как «Олимп», «ЭКСМО», Время».

Несмотря на плотный график и «неусыпное око» рулевых «Ковчега» Ирине ГОРЮНОВОЙ удалось создать свой «Армянский дневник», отрывки из которого мы с радостью публикуем.

  Армянский дневник

Армения притянула меня к себе властной рукой три года назад и с тех пор не отпускает: в эту страну я приезжаю снова и снова, с каждым днем узнавая ее все лучше. Она проникает в меня, словно я родилась там, но потом позабыла, и вдруг, неожиданно — вернулась. Она проникает в мои поры, генную структуру, впитывается на молекулярном уровне. И я знаю, что она тоже любит меня, отвечает такой же любовью, позволяя любоваться ею, изучать ее и писать о ней. Когда-нибудь я напишу о ней роман, он уже родился в моей голове, бьется в солнечном сплетении и ждет своего часа. Удивительное путешествие на «Литературном Ковчеге», а потом и участие в «Форуме издателей и переводчиков стран СНГ и Балтии» подарило мне не только новое, глубинное понимание Армении и еще большую любовь к ней, но и видоизменило меня саму, помогая понять себя, убрать наносное, лишнее, неестественное. Я ставила свечи во всех храмах, которые посещала, а их было немало. Нет, я ни о чем не просила: я благодарила Бога, судьбу, организаторов, которые сочли возможным пригласить меня и подарили место на этом ковчеге, просила мироздание хранить эту чудесную библейскую страну, чтобы любые невзгоды обходили ее стороной, и она оставалась такой же чистой, светлой, радостной и прекрасной, какой ее увидели мои глаза и почувствовало сердце. В аэропорту, и потом в разных других местах со мной часто заговаривали на армянском, принимая за свою, и я жалела, что не понимаю этого языка, гортанного, страстного, пылающего...

Армянский алфавит похож на произведение искусства, каждая буква любовно выточена и сакральна, как истина, а произносимые слова на слух кажутся шаманскими заклинаниями. На этом языке можно проклинать врагов и наводить на них порчу, а можно признаваться в любви, пламенея от сжигающих чувств, и приносить обеты. Во мне зарождается желание выучить его когда-нибудь, а пока я знаю только несколько слов: ареф — солнце, джан — дорогой… Ареф-джан…

В Ошакане, где похоронен Месроп Маштоц, я любуюсь на буквы-памятники, ажурные, цвета гор, теплеющих под ласковым солнцем. Армения проникает в меня: я хочу читать ее литературу, слушать дудук, смотреть фильмы, изучать историю, говорить с ней на одном языке… И хотя все армяне знают русский, я, наверное, впервые в жизни, хочу говорить на их языке, без необходимости — но из любви.

Пока, только пока, я знаю другой армянский алфавит: Арарат, Арагац, ареф, Асатур, Арташес, Артур, Арман, Ани… Ван, Варнашен… Гарни, Гехард, Гюмри… Давид, джан, Джермук… Звартноц… Ереван… Каскад, Кизил… лаваш, ламаджо… Матенадаран, Мормашен, Мариам, Момик… Наира, Нерсес, Ной, Нораванк… Ованованк, Ошакан… Параджанов… Раздан, Рубен… Сагмосаванк, Сарьян, Севан, сирд, Сурб Рипсиме… Татев, Тигран, Туманян… хачкар, Хор Вирап, Цахкадзор… Шаке… Эчмиадзин…

Этот алфавит трудный, я еще мало знаю, но учусь ему, как прилежный и старательный ученик.

Ереван всегда встречает меня теплом и солнцем, согревает тело, душу, сердце, глаза… В прошлом году из номера моего отеля я каждое утро видела Арарат и здоровалась с ним, выходя на балкон, он ни разу не закрывался от меня, не прятался, а позволял любоваться собой и своей величественной гордой красотой. Я люблю здания Еревана, его архитектуру: весь город будто бежевая, розовая, сиреневая мечта из-за прекрасных оттенков добываемого туфа, из которого строятся дома. И я люблю армянские храмы, зачастую взбирающиеся на горные склоны, неприступные, любящие глядеться в провалы ущелий… Они не раскрашены подобно дешевым жрицам любви, как многие другие храмы иных стран, и поэтому — естественны и близки мне. Очень часто там нет даже служителей, продающих свечи: лежит только картонка с намалеванной фломастером ценой, клади монетку и бери, а если монетки нет — бери так, бог поймет, что тебе это нужно, потом занесешь… Даже в действующих храмах, где проводятся службы, тебя никто не выгонит только за то, что твоя голова не покрыта платком, а юбка выше колена — иди, родная, молись, люби…

Друзья в Армении приобретаются удивительно быстро. Они появляются и остаются навсегда. И с каждым разом их становится все больше. Когда мне говорят: «Увидишь такого-то, передай привет» — я не удивляюсь, потому что такая встреча вполне возможна и естественна. Мой друг Игорь Левичев из Феодосии просит передать привет Георгу Гиланцу из Еревана. Передаю. Мои друзья гуляют меня по улицам, ездят со мной в храмы, водят в самые неприметные, но настоящие таверны, угощая лучшими национальными блюдами, винами, кофе… Они справляются о моем самочувствии и настроении, улавливая малейшие оттенки настроения, но при этом не забывая о тактичности, ощущая, когда и какое расстояние между нами допустимо, чтобы не была нарушена граница комфорта…

Когда ты в первый раз приходишь в армянский дом, приходишь в него с открытым сердцем, тебя ждет оглушительно горячий прием, двери такого дома распахнуты настежь. «Ира-джан, — говорят мне, — ты всегда желанный гость. Ты в любую минуту, в любой момент найдешь тут еду, приют и любовь». И я понимаю, что это действительно так, что и я в ответ сделаю то же самое, потому что только любовь порождает любовь, а добро — добро, тогда как зло способно принести лишь ненависть, боль и страдания, разрушения, войну, смерть… Но не будем о плохом. Тут дети любят и почитают родителей, а родители любят своих детей и гордятся ими. Тут царят истинные семейные ценности, и даже если прощение когда-либо будет нужно, оно будет дано, хотя горячие и вспыльчивые нравы никто не отменял…

Я знаю, мне многие могут сказать, что я идеализирую, рисую сказку, но я хочу ее рисовать, потому что когда вижу ее, она превращается в реальность. Мироздание дарит мне такую Армению, которую я хочу видеть. Пусть я смотрю через розовые очки, тогда как другие надевают черные и мутные стекла… Снимите их немедленно, и вы увидите все моими глазами.

Каньон у церкви Ованаванк. Пронзительная оглушающая тишина. По склону к маленькой речушке спускаются коровы, лениво подбирая мягкими губами пожухлую, выжженную траву… Худые мосластые тела их медленно покачиваются… Слышен гортанный выкрик пастуха, подгоняющего стадо… Сидим на камне перед провалом… Закатное солнце золотит камни, траву, стены древнего храма…

Роберт сидит рядом скрестив ноги. Большие иконные глаза с длинными ресницами полуприкрыты… Он тихо напевает что-то на армянском, словно заклиная пространство… Задумываюсь над тем, что мужчины этой страны смогли остаться мужчинами, а женщины — женщинами… Остается завидовать, с горечью понимая, что большая часть русских это потеряла… Может из-за Великой Отечественной войны, когда после ее окончания дефицит мужчин привел к тому, что родившихся мальчиков излишне боготворили, а женщины повсеместно становились ударницами труда, выполняя тяжкую, порой непосильную физическую работу; может — из-за пришедшего с запада феминизма, а потом и распущенности нравов, и якобы харизматичного термина бизнес-вумен… Не знаю… Начинает казаться, что я родилась не в той стране, не там, где могла бы быть счастлива… Впрочем, это все глупости — я та, кто я есть, и может быть, родись я здесь, воспринимала бы все как должное, не видя и не ценя то, что вбираю в себя сейчас с такой любовью… Думаю о том, что музыка, архитектура, литература, живопись, кухня несут на себе отпечаток генной структуры Армении, ее горячей крови. Гранатовое вино, немного сладковатое, чуть терпкое, с характерным фруктовым привкусом нектаром-наваждением окропляет губы, услаждая рецепторы языка. Пригубив его, я словно пью плоть и кровь страны, совершая священный обряд, причащаясь. Библейское небо торжественно, как в первые дни творения… От этой красоты захватывает дух и хочется кричать, но громкие звуки кажутся тут неуместными… Беспредельное счастье и легкость… Птичьи крылья за спиной расправляются… Рядом бродят другие участники ковчега: Василий Ерну из Румынии, Олег Панфил из Молдовы, Гурам Мегрешвили из Грузии, Зюзанна Клепова из Словакии (любовно все звали ее Зюськой), Иоланда Кастано из Испании… На другой стороне каньона стоит старик и что-то кричит, но слов разобрать не удается, слышно только слово «Ереван», остальное уносит ветер… «Инч?[1]» — кричит Роберт, складывая ладони лодочкой. Старик жестикулирует, повторяет фразу, но безрезультатно… «Инч?» — опять спрашиваем мы. После нескольких попыток, тот досадливо машет рукой и уходит. Пообщаться не удалось… На обратном пути я с испугом подсчитываю дни, оставшиеся до отъезда: слава богу, еще не скоро и можно хмелеть от воздуха Армении, утоляя жажду большими глотками — тяжкое похмелье, абстинентный синдром наступит лишь по возвращении…

После ужина приезжаем в музей Параджанова, где кроме экскурсии нас ожидает встреча с премьер-министром Армении и министром культуры. Представить себе это в России более затруднительно — такие встречи на уровне первых лиц государства обычно происходят более пафосно, с более четким отбором и уж никак не в музее, и не в десять вечера… Это сразу располагает к доверию и открытости… Спасибо вам, Тигра́н Суре́нович! Спасибо за отсутствие пафоса и неформальную обстановку, за то, что не поторопились уйти, исполнив протокол, а ходили и разговаривали со всеми нами, за то, что мы не видели в ваших глазах скуки, а чувствовали искреннюю заинтересованность. И вам, Асми́к Степа́новна, большое человеческое спасибо!

Утром наш Ковчег выплывает из объятий города, стремясь к новым впечатлениям и новым горизонтам, к городу Гюмри, но сначала несколько знаковых остановок. Первая из них — Цицернакаберд. Девушка-экскурсовод в здании мемориального комплекса поражает иконописным, вдохновенно чистым светлым лицом и правильными чертами, без следа косметики — с нее надо писать картины. Впрочем, мужчины тут тоже бывают поразительно красивы… Главное, это их глаза, полные вековой мудрости…

Душа очищается только при помощи светлых чувств: от любви, сочувствия, сопереживания, соосознания… Она должна расти с открытыми глазами, принимая и то, что, по сути, бывает принять и понять страшно. Мемориал погибшим от геноцида 1915 года — Великого Злодеяния — вызывает мои слезы… Они катятся градом, а душа разрывается болью… Мы кладем у вечного огня белые гвоздики, по одной, медленно и торжественно, и я чувствую, что для каждого из нас это не просто очередное мероприятие или повинность, а необходимость отдать дань памяти, принять в себя часть этой боли, чтобы не забывать, не повторять, стать чище самим и не причинять зла, кому бы то ни было и в чем бы это ни заключалось… Спешу отойти в сторону, чтобы не вызывать ненужные вопросы и не быть заподозренной в излишней фальшивой сентиментальности. Это можно переживать только наедине, не напоказ. Вижу, как опускается на одно колено и крестится известный польский писатель Януш Леон Вишневский. Он — один из нас, обитатель ковчега. Эмоции бьют через край. Честно говоря, я и не подозревала уже, что способна с такой силой ощутить эту сопричастность. Медленно идем обратно к автобусу. Роберт спрашивает, не красные ли у него глаза. Его еще больше, чем всех нас, задевает боль его народа, тем более, что это относится и к его семье, к истории рода…

— Я не понимаю, — горячо говорит он, — как можно быть настолько ущербным, чтобы убивать безвинных людей, женщин и детей? Какая убогая философия должна оправдывать душу, совершающую подобное преступление?.. Как нормальный вменяемый человек может пойти на такое?..

— Я тоже не понимаю этого, Роберт-джан…

Точно также, когда я смотрю со смотровой площадки Хор Вирапа на Арарат — ощущаю боль от его потери, словно это я потеряла его. Когда-то давно я была в Турции на отдыхе, но теперь даже мысль о том, что я снова захочу туда поехать, кажется дикой. Я знаю, что в 1921 году Сталин отдал Арарат Турции и чувствую стыд, хотя меня тогда еще не было на свете, а даже если бы и была, то что с этого?.. С болью смотрю на полосу отчуждения, видную невооруженным взглядом… По армянской легенде гора Арагац являлась сестрой горе Арарат. Однажды любящие друг друга сестры поссорились. Тщетно пыталась их помирить гора Марутасар; разгневанная, она прокляла их обеих — они оказались навсегда разлученными, как и сама Армения с Араратом…

И я буду молить богов о том, чтобы проклятие Марутасар исчезло, развеялось как дым, туман, морок… Цавд танем, Армения! Унесу боль твою…

Гюмри, бывший Ленинакан, странное место, такое же вневременное в своем роде. Этот город сумел сохранить часть старинных домов, несмотря на страшное Спитакское землетрясение, трагедию, потрясшую в 1988 году весь мир… Тогда в Армении погибло более двадцати пяти тысяч человек… Цавд танем, Армения!..

Каменные приземистые домики одно-двух- и трехэтажные когда-то строились добротно и на века. Тогда еще умели строить и не знали слова «халтура». Чаще всего творения человеческих рук разрушает не природа, а они сами — варварски уничтожая то, что было создано, сотворено с любовью… На одной из центральных улиц, прямо наверху, на улице между окнами протянуты веревки, на которых сушатся постельное белье, свитера, штаны и подштанники. Очевидно, пыль от проезжающих машин совершенно не смущает владельцев пока еще белых пододеяльников с трогательными ромбами-отверстиями, предназначенными для одеял. Внизу надпись: «Ната. Салон женской одежды». Слово «салон» вызывает смешок, учитывая его объемы, содержимое и интерьер, но смешок необидный… Наивная гордость своим детищем владельца магазина и его попытка привлечь клиентов, вызывают одобрительное умиление. Гадаю, не его ли кальсоны красуются наверху, развеваясь, вернее — гордо рея, подобно флагу?!. Вечернее небо затягивают тревожные свинцовые тучи, под которыми заполошными вкраплениями-галочками в небесный потолок летят-мельтешат на юг птичьи стаи… На центральной площади бок о бок ютятся, но все никак не могут притереться друг к другу: по-советски тяжелое здание с огромными нагловатыми буквами Самсунг, за ним благородно-старинного вида кинотеатр Октябрь, в проемах которого диссонирующе висят афиши идущих кинофильмов, потом стеклянно-лаконичный фасад некоего банка, и уже в конце — старый, полный сдержанного достоинства, храм в серовато-черных тонах… Его каменные шпили упали во время землетрясения, и остались на газоне как памятники — один из символов недолгой человеческой памяти…

— Нерсес, — говорю я полузадумчиво/полушутливо, когда все обитатели ковчега сидят за столами во время очередного ужина, — Нерсес, я бы попросила политического убежища в Армении.

— Без проблем, — отвечает он невозмутимо, — давай напишем президенту.

Конечно, я преувеличила, политическое убежище мне не нужно, но вот армянское гражданство я бы получила. Многие мои знакомые недоумевают, как это так можно: в свое время я отказалась от постоянного места жительства в Америке, пресловутой грин-карт (письма из посольства упорно приходили года четыре подряд), не стала получать болгарское гражданство… Для меня это не вопрос выгоды, но вопрос любви… Если вы меня слышите, каким-то чудом читаете этот дневник, господин президент Серж Азатович Саргсян, то я таким незамысловатым образом признаюсь в любви вашей стране…

Нас уже несет стремительным потоком времени в другое место: Тегер, к церкви Сурб Марьям Аствацацин (Святой Богородицы), находящейся на склоне горы Арагац, куда мы добираемся по умопомрачительному серпантину, возносящему нас все выше и выше, кажется, что к самой высокой точке Армении, хотя это не так... Залезаю на крепостную стену построенную на самом краю ущелья. «Ира-джан, — беспокойно и заботливо кричит мне Давид Матевосян, — слезай! Либо ты упадешь, либо крепость рухнет!». Снова смеюсь. Пространство пустоты завораживает, но не пугает. Поэт Антуан из Франции, похожий на самого старика Ноя или Санта Клауса, выхватывает из другого пространства белого кота такого же снежного оттенка, как цвет его собственных, пушистых как одуванчик, волос, и радостно гладит его. Кот довольно пускает слюни и щурит глаза от редкой и явно непривычной ласки. Все улыбаются…

Хор Вирап. Спускаюсь в подземную тюрьму-колодец, в которой армянский царь Трдат III содержал в заточении в течение пятнадцати лет Григория Просветителя, до тех пор, пока не стал нуждаться в его помощи для обретения здоровья и не согласился в обмен на излечение обратиться в христианство…

Узкий кишкообразный каменный лаз, со вбитой в него железной лестницей, неуклонно влечет вниз — место заключения Григора. На дне душно. Потолок не нависает, но пряный запах сыровато-теплых камней заползает в ноздри. Никаких змей и скорпионов нет и в помине, но я быстро перекрещиваюсь и стремительно выбираюсь наверх.

Мой друг Рубен Пашинян поднимает с земли осколок глиняного черепка и кладет мне в руку. Сжимаю его в кулаке. На счастье…

Дорога в Нораванк сама по себе немыслимое чудо. Сторожевые скалы суровыми великанами стоят в почетном карауле, внимательно взирая на дорогу: «Кто там идет: друг или враг?». Мелькают живописные крутые ущелья, уходящие вдаль… Разломы тела земли обнажают ее суть… От этой наготы захватывает дух и перехватывает дыхание… Хочется остановить машину, сойти и уйти в горы: с рюкзаком за спиной, в гордом одиночестве или с любимым, чтобы там, на самой вершине беседовать со старичком-богом, сидящим на соседнем валуне с простой котомкой и посохом… Я почти вижу его, одетого в незамысловатую чуть потертую одежду, в мягких кожаных самосшитых сапогах, седого, слегка растрепанного от ветра, с морщинками, смеющимися в уголках глаз… Святая страна Армения, сколько в тебе чудес, как рассказать о них бедным моим языком?!

Пещеры, молельные норы-склепы отшельников с вырезанными в них крестами, выдолбленные в скале ниши-алтари с застывшим желтым воском свечей, вечно стекающим по его мрачным стенам… О чем они думали? Те, кто решился на подобное существование, добровольно отказался пусть и от самого простого комфорта, тепла, жилья… Получили ли они свои откровения?

Дорога затягивается. Нетерпеливо спрашиваю Рубена, долго ли еще ехать. «Двадцать минут», — откликается он. Мне кажется, что прошло уже сорок, когда я задаю тот же вопрос Роберту. «Двадцать минут», — невозмутимо отвечает тот. «Двадцать уже было сорок минут назад!» — возмущенно протестую я. «Ты не знаешь, что такое армянские десять минут? — насмешливо прищуривается Роберт. — Теперь ты в курсе. Сорок минут туда, сорок сюда, по сравнению с вечностью…» Смеюсь. Я вообще тут много смеюсь.

Нораванк, взобравшийся на очередную скалу, прекрасен, как любой армянский храм.

Радостно скачу по очередным скалам и каменным заборам, заглядываю в обрывы — меня переполняет энергия… Пока не начнут яростно и торопливо махать, сигнализируя, что пора уходить, я не угомонюсь… Любуюсь на двухэтажную церковь Сурб Аствацацин с узкими консольными лестницами, заглядываю в узкое извилистое ущелья реки Арпа, разглядываю хачкары, пролезаю в тесные отдельно стоящие приземистые кельи… В одной из них прямо в каменной стене искусно вырезан крест. Прикладываю к нему ладонь в надежде ощутить мысли того, кто обитал там много веков назад, а может, может, я надеюсь получить откровение?..

Когда мы едем обратно, во все глаза смотрю на скалы, макушки которых позолотило солнце, будто они и впрямь сделаны из чистейших слитков, манящих своей сказочной ослепительной красотой. Солнце уходит за Арарат, задерживаясь на его острие, словно зацепившись за него… Один из багровеющих оранжево-алым лучей указывает на дорогу, другой — уходит в стремительно темнеющую синь неба… Суетливо запечатлеваю кадр через стекло машины, стремясь не упустить момент истины. «Иди по этой дороге, — говорят мне лучи, солнце и сам батюшка Арарат, — Иди по этой земле, пока не настанет время уйти выше, в меркнущую бездну…» Хочется плакать от пронзительного счастья, звенящего внутри певчей птицей, переполняющего любовью… Боже мой, как мало надо для счастья — любовь и эта земля! Мои ценности не измеряются финансовым благополучием, это было бы слишком просто. Те, кто думают только о деньгах — беззаботные счастливцы, ведь мои запросы куда выше — мне подавай душу, звенящую со мной в такт!..  

Автобус привозит нас в Гегард. Окружающие монастырь величественные утёсы, возвышающие над храмом подобно великану, вдруг оказавшемуся среди лилипутов, являются частью ущелья реки Гохт. Часть храмов монастырского комплекса полностью выдолблена внутри скал, что просто невозможно себе представить, настолько непомерна, тяжела и кропотлива проделанная работа. Другие части — сложные сооружения, состоящие как из обнесенных стенами помещений, так и из комнат, выдолбленных глубоко внутри утёса. Повсюду глаз отмечает вырезанные на каменных стенах или отдельно стоящие хачкары — традиционные армянские каменные памятные стелы с крестами. 

            Я уже была здесь, но Гегард не перестает восхищать меня и сейчас. Очередные пещеры, чуть сбоку и выше слева, куда туристы не успевают заглянуть из-за нехватки времени, строго ограниченного маршрутом и составленным заранее графиком… С другой стороны — мост поцелуев, на который тянет вступить вместе с избранным, твоим, крепко держащим тебя за руку мужчиной... За ним очередная пещерка-келья… Наверху, высоко на скале поблескивает неким чудом влипший, вбитый в нее крест. В самом храме несколько помещений, от огромных пространств до низких, клаустрофобичных келий. В центре большого зала наверху, в каменной крыше сияет округлое отверстие, специально предусмотренное архитектором — через него льется естественный солнечный свет. В одном из залов, среднем по размеру, стоит женщина бальзаковского возраста со свечой в руке. Лицом к алтарю, спиной ко всем входящим. Внезапно она начинает петь. Грудной глубокий голос разносится вокруг, отражаясь от стен и сводов, вибрируя… Мое тело покрывают мурашки… Это немыслимо правильно, просто, красиво… Господи, неужели бывает столько счастья?!. И это все для меня, со мной, во мне…

Сакральность этого места немного нарушается, если отойти вниз, к стоянкам автобусов, громким выкрикам продавцов, торгующих тем, что русские туристы называют чурчхеллой, а армяне — суджуком — это грецкие орехи, любовно закутанные в застывший виноградный сок. Рядом настойчиво предлагают огромные румяные пироги со сладкой ореховой начинкой, похожие на солнце и — дешевую бижутерию: незамысловатые браслетики с изображением святых, деревянные крестики, стеклянные кулончики с гранатом на тонком черном шнурке… Чуть поодаль, немолодой мужчина молча продает небесно-синие цветы, перевязанные простой ниткой… Ноги неохотно подчиняются призыву заходить в автобус, цепляясь за мелкие выбоинки…

Мы приезжаем в Гарни ближе к ночи. Храм освещается множеством прожекторов, отчего кажется еще более величественным и торжественным. Широкая дорога, дорога к храму приглашает в его исполинские объятия. Из динамиков плавно-печально льются звуки дудука. Отхожу в сторону, ближе к очередному провалу. В черном ночном небе ярко светит Венера, Вечерняя звезда, названная по имени римской богини любви и красоты. Кажется, она обещает мне радость, сулит покровительство под ее милостивой сенью… Издалека, чтобы не помешать и не потревожить, любуюсь одной из наших армянских ковчежанок — Гоар, воздевающей руки к звездному небу. Я не слышу, шепчет ли она что-то, молит о чем-то пространство или молча вбирает в себя энергию этого места… Чудится, что она ведьма — ведающая мать, мать-Армения для своих сыновей и дочерей…

Участники форума приезжают в Сурб Рипсиме, храм Рипсиме. Кругом много машин, ажиотаж… Скоро начнется свадьба, венчание… Мы им мешаем, но нас радостно приглашают поучаствовать. И мы, люди из разных стран, собравшиеся вокруг них, желаем им счастья на всех языках мира, которые знаем: поздравления звучат на английском, французском, польском, литовском, испанском… Они не ожидали такого подарка, откровенного и удивительного в своей искренности. Пусть они пронесут его сквозь годы, как благословение мира над всей Арменией. Захожу внутрь, беру свечи… Это уже ритуал… Подношу пламя к другой, горящей свече… Жду, когда оно разгорится и бережно закрываю его от сквозняка рукой. Восковые слезы бога обжигают ладонь и застывают на коже… Осторожно ставлю ее на предназначенное место, в мокрый черный песок, покрытый водой… Пламя бьется, танцует, выгибается, словно любуется своим отражением в воде. Почему я не родилась в Армении?!. Божья Матерь с младенцем ласково смотрит с иконы прямо в мои глаза… Черты ее лица характерны для армянского народа. Они мягче, нежнее наших изображений, их лики не скорбны и унылы, а полны задумчивой улыбки, свойственной внимательной, готовой выслушать матери… Дай бог этой паре молодоженов счастья… Влюбленные, возлюбленные миром и своей родиной, они будут также любить своих детей и не позволят им стать дурными, порочными, нетерпимыми снобами…

Думаю о том, что многие русские называют хачами всех выходцев с Кавказа, хотя хач в переводе с армянского означает крест. Изначально хачами азербайджанцы-мусульмане называли армян, потому что вторые были христианами и носили крест — хач. Таким образом, всех христиан можно назвать этим же словом, и ко мне оно тоже относится напрямую. Откуда растет наша нетерпимость к людям других национальностей? Мы же раньше все были в Советском Союзе, братались, воевали против Гитлера с его безумной националистической арийской идеей, с его концлагерями и лагерями смерти вроде Аушвица, Треблинки, Освенцима, где сжигали людей только за то, что у них другого цвета волосы, другой формы нос… К чему мы идем с такой черной душой, ненавистью, презрением? К очередному геноциду?.. Я изучала свое родовое древо, в нем нет примесей других кровей, кроме русской, но это для меня неважно. Главное — человек и то, что он из себя представляет изнутри, а не цвет его волос и форма носа… Я не люблю разве что оголтелых националистов, фашистов, мусульман-фанатиков и шахидов-смертников, готовых убивать ради извращенной идеи, идеи, которой нет, потому что любая религия нацелена на добро, только вот всякую мысль, каждую заповедь можно извернуть и вывернуть так, что в кривом зеркале она приобретет иной смысл, иное толкование… Сделайте мне переливание крови, влейте любую, я не изменюсь…

Армения — похожа на один из своих символов — плод граната. Когда ты видишь его в первый раз — можешь гадать о его содержимом, его вкусе и структуре, но раскрыв его, видишь множество зерен, составляющих его целостность. Так и эта страна состоит из множества таких зернышек: язык, поэзия, живопись, танец, музыка, характеры людей и их гостеприимство…

Я уезжаю из этой страны с болью расставания и надеждой на скорую встречу. Наш «Литературный Ковчег» подплыл к границам прощания. Его временные обитатели снова разлетелись по своим странам, унося маленькие щепочки в кулачке памяти, тогда как моя щепочка впилась накрепко в самое сердце… Олег Панфил сочувственно обнимает меня за плечи и шепчет: «Ты скоро вернешься…»

В аэропорту снова слышу армянскую речь. Улыбаюсь. Я схватываю на лету и уже интуитивно, без перевода показываю паспорт, снимаю часы, чтобы пройти через рамку… Мне улыбаются в ответ. Постоянно… Таможенник заботливо помогает закрыть туго набитую сумку, в которой лежит свитер и шарф: в Москве может быть холодно. Он галантно извиняется за причиненное неудобство. Скрываю наворачивающиеся слезы. «Я вернусь. Я скоро вернусь», шепчу себе мантру или аффирмацию в тщетной попытке обрести спокойствие и утишить, обмануть саднящее сердце.

В салоне самолета я прикрываю глаза, делая вид, что сплю, чтобы справиться с подступающими слезами. Меня медленно окутывает дремота на грани яви и сна…

Ни одно место на земле не было мне так дорого, как эта земля… Почему?.. Но ответ на этот вопрос неважен, главное, что такая земля есть. И когда станет совсем невыносимо от разлуки с ней, я возьму билет на самолет, и через два часа двадцать минут выйду из аэропорта Звартноц.

Прилетаю в Москву ночью. Утром просыпаюсь и звоню подруге, которая на несколько дней прилетела из Торонто, писательнице Алене Жуковой. Она приезжает ко мне, и мы откупориваем гранатовое вино. Рассказываю про Армению.

— Ты знаешь, — хитро щурится она, — что я наполовину армянка и потомок Айвазовского?..

            И я понимаю, что Армения никуда не исчезла, часть ее осталась со мной, вокруг меня, внутри меня… Она будет напоминать о себе каждый день, тем способом, которое хитроумное мироздание выберет, чтобы вернуть меня в ее материнские объятия.

            Выкладываю дневник в блоги. От Рубена Пашиняна приходит сообщение: «Прочитал полностью твой «Армянский дневник». Глаза согрелись... очень). Цавд танем, Ира джан».

Эрна ЮЗБАШЯН: "Я в шоке от дешевки, которой переполнен эфир!"

         В рамках фестиваля "Неделя музыки в Ереване", организованном режиссером и шоуменом Эмилем Каратом и продюсером Зарой Мхеян, с большим успехом прошел концерт известной певицы Эрны ЮЗБАШЯН.

— Как родилась идея вашего участия в фестивале?

— Признаться, разговоры о моем сольном концерте в Ереване велись уже давно. Когда я была в Москве, Эмиль Карат — мой ученик по Ереванскому джазовому колледжу — предложил довольно интересный формат интервью-концерта: своего рода "беседа в гримерке". Идея мне очень понравилась, но... я тогда подумала, что все так и останется на уровне разговоров и мечтаний. Каково же было мое удивление, когда вдруг началась довольно активная подготовка к фестивалю. Зарой и Эмилем была проделана огромная работа, приглашены замечательные исполнители и коллективы — в результате получился чудесный праздник, браво!

— Действительно, праздник получился. Но окупился ли?

— Да, ты прав, одного оптимизма мало — конечно, в какой-то мере помогла мэрия столицы, но для подобных мероприятий нужны мощные спонсоры, меценаты. Посмотрите, как профессионально была оформлена сцена, какая была использована звуко- и светотехника! А реклама? Это и растяжки, и реклама по ТВ, и т.д. Все это стоит денег и немалых...

— И тем не менее на многих концертах аншлага, мягко говоря, не наблюдалось. Но ведь и билеты были недорогие, и реклама хорошая, и программа замечательная... Чем же объясняется зрительская пассивность?

— Я и сама не прочь узнать ответ на этот вопрос. Рискну лишь предположить, что, возможно, появление Эмиля и Зары на этом рынке было воспринято негативно. Как некий инородный элемент. Кто его знает... Законам логики сегодня мало что подчиняется.

...Вообще, уже наметилась четкая тенденция, если не сказать "добрая" традиция узнавать о прошедших концертах непосредственно после концерта. Нет, я понимаю, когда организаторы ленятся, нет рекламы, дорогущие билеты или белыми нитками шито, что нет никакой мотивации, а это просто очередной чес. Но в Ереван приезжает чудесная вокалистка Мариам Мерабова и группа Miraif — четверть зала свободна. Проходит концерт Асмик Папян, посвященный 200-летию Вагнера и Верди, — о нем вообще узнают постфактум. Как это понять? Устали люди? Отучились? Денег нет? Не знаю...

— А в чем мотивация вашего концерта?

— В  том, что я сегодня готова и могу выступить перед армянским зрителем с сольным концертом. Есть программа, которую не стыдно представить, — есть что сказать. Более того, в прошлый раз по не зависящим от меня причинам в программу не вошли песни Роберта Амирханяна.

— ...можно сказать, ваши визитные карточки.

— Точно! На этот раз согласие композитора было получено, и я тронута его отношением, поскольку уже 20 лет не исполняла эту музыку, в то время как желание петь его песни было всегда. Песни Амирханяна в моем исполнении звучали на международных конкурсах до 1987 года...

И потом, если честно, я соскучилась по ереванскому зрителю.

— Есть мнение, что ереванский зритель, по которому вы могли соскучиться, сегодня в большей степени проживает за пределами Еревана: в Штатах...

— ...в России. Кстати, я предлагала ребятам провести "Неделю..." сначала в Москве — так бы и концерт окупился бы, и...

— А как же морально-этическая сторона вопроса?

— Вот и они об этом думали. Потому организовали ряд блестящих, на мой взгляд, концертов: от народной музыки до джаза и классики, которые, увы, не окупились.

Морально-этическая сторона вопроса... Я несколько дней в Ереване и уже в шоке от той гнили, которой заполнен эфир. Сегодня много говорят о необходимом воспитании зрителя. Замечательные слова — правда, действий никаких. А с чего все началось? С ТВ и радио. С появления и бездарной ротации новоиспеченных клипов в эфире: у кого деньги есть, тот в телевизоре. "Пипл хавает" — под этим бессмертным лозунгом Барии Алибасова вот уже который год существует наше культурное пространство.

— Если говорить о "рабисе"...

— Да что вы все прицепились к этому рабису! Его слушали, слушают и, увы, будут слушать в Ереване. Значит, надо запретить для начала транслировать эту музыку в эфире, и все.

Хотя... в свое время рабис оказал нам большую услугу, вытеснив довольно популярную в Армении турецкую и азербайджанскую музыку. В итоге люди стали слушать тот же мугам, но с армянскими словами. Это стало приносить деньги, аудитория рабиса разрослась и достигла катастрофических размеров. А сегодня наряду с рабисом снова стали слушать мусульманскую музыку. Так что если запрещать, то запрещать надо и то, и другое — тотально и последовательно.

Прекрасно, что Первый общественный канал стал очищаться от ширпотреба и безвкусицы — это очень важно. Ведь в том же Лос-Анджелесе рассуждают так: передают что-то по Первому каналу, значит это хорошо. Надо отказываться от навязанных нам стереотипов и "правил игры" — пропагандировать настоящее искусство, транслировать качественную музыку... Словом, браво, Первый канал!

— Когда-то в Армению приезжали получать "путевку в жизнь" многие исполнители и даже целые коллективы: Градский, "Ариэль" и т.д. "Приняли в Ереване — значит, можешь петь везде" — была негласная установка. А как сегодня воспринимается Армения извне?

— Думаю, в первую очередь как страна с богатой джазовой культурой. Действительно, наши джазмены как в стране, так и за ее пределами прекрасно рекомендуют себя, тем самым высоко поднимая реноме Армении как джазовой страны. Отрадно также, что серьезное внимание уделяется классической музыке: тому свидетельством большое количество концертов с участием как наших музыкантов, так и звезд мирового уровня. Вдвойне радостно, что это делается на самом высоком уровне, под патронатом первых лиц государства. Мне не удалось побывать на этот раз на классическом концерте, но я знаю, что количество молодежи среди зрителей существенно увеличилось. И это просто замечательно!

— Ну и напоследок пару слов о творческих планах...

— Планы есть, но о них рассказывать пока рано... Хотя, на правах анонса, скажу, что, несмотря на плотный график в Ереване, нам с Форшем все же удалось записать новую песню на слова Ваана Терьяна и музыку Сонны Тальян "Два призрака". Надеюсь, она вскоре появится в эфире и полюбится ереванским зрителем. До встречи, друзья!

"Даже на Ноевом ковчеге были зайцы..."

         В МКДЦ "Дом Москвы" с большим успехом прошли "Пионерские чтения", организуемые российским  литературным журналом "Русский пионер". Надо отметить среди постоянных участников "Пионерских чтений" и колумнистов журнала — телеведущая Ксения Собчак, актер Иван Охлобыстин, глава телеканала Russia Today Маргарита Симоньян, писатель Виктор Ерофеев, актер Леонид Ярмольник, режиссеры Павел Лунгин, Федор Бондарчук и многие другие.

Открыл ереванские интеллектуальные чтения писатель Николай Фохт, представивший на суд армянской публики отрывки из цикла "Урок мужества". Затем Валерий Зеленогорский прочел эссе из новой книги "Ноктюрны и состояния", вышедшей в свет весной этого года. А завершил вечер знаменитый поэт-провокатор Андрей Орлов, более известный под псевдонимом "Орлуша" — популярный сетевой автор множества стихов. В рамках проводимых мероприятий нам удалось также встретиться и поговорить с председателем Московского клуба афористики, автором ряда юмористических сборников Сергеем СИДОРОВЫМ.

— Сергей Людвигович, это далеко не первое ваше посещение Армении, не так ли?

— Да, за последние полтора года я умудрился закрыть полный "ереванский цикл": в прошлые разы был весной, летом и зимой, а на этот раз приехал осенью. Так что могу с гордостью сказать, что видел Ереван во все времена года. И мне особенно приятно, что именно здесь, на благословенной армянской земле, в кругу друзей отметил свой день рождения.

— Помимо председательства в клубе афористики, вы являетесь также представителем Московского центра международного сотрудничества...

— Ну, первое это для души, а второе — место работы. У нашего центра много программ. Отдельное внимание отводится работе с Домами Москвы, которые удачно функционируют в Ереване, Риге, Софии, Бишкеке, Минске и Сухуме. На этот раз мы привезли в Ереван "Пионерские чтения" и новый фильм по повести Юрия Полякова "Небо падших". Также состоялся торжественный вечер, посвященный трехлетию замечательного цикла встреч, организуемых Домов Москвы в Ереване под названием "Дорога к себе".

— Чем поразил вас впервые Ереван?

— Всем! Людьми, природой, красотой, историчностью, древностью и в то же время современностью — тут такой комплекс чувств и эмоций! Даже посещение завода "Ной" впечатляет.

Ереван — динамично развивающийся мегаполис. Каждый раз приезжая сюда, замечаю новые здания, где-то новый асфальт, новые дороги... Да, есть и долгострой — а где его нет-то? Вот, например, напротив Дома Москвы уже который год "застыла" стройка — такое ощущение, что ни одной новой плиты не прибавилось. Ну бывает, но ведь город строится, и это главное. Где-то быстрее, где-то медленнее, но строится, преображается...

— Выедем из столицы — что вам понравилось за ее пределами?

— Вот и я, впервые приехав сюда, наивно полагал, что что-то конкретное меня зацепит, западет в душу, и именно с этим я буду впредь ассоциировать Армению. Но оказалось, что у каждого места своя изюминка и каждое стало мне по-своему родным. Это и умиротворяющий Агарцин, и суровый Хор Вирап, и Нораванк с консольными лестницами на главном храме и лике Отца Бога на барельефе, и чарующий Гегард, и Гарни с "симфонией камня". А Эчмиадзин!.. Колыбель христианства в Армении... Даже будучи агностиком по убеждениям, я не смог остаться равнодушным к этой величественной сакральной красоте.

— Вернемся к Московскому клубу афористики, в последнем сборнике я заметил несколько армянских фамилий. Тамошние товарищи или здешние? Как вообще к вам попадают авторы?

— Нашему клубу уже почти 40 лет, люди приходят к нам "самотеком". С появлением интернета расширилась и аудитория, и круг авторов. Клуб стал пополняться новыми именами. Но, конечно, остались и люди, которые были в нем с самого начала — как, скажем, наш дорогой полковник в отставке Оганян, затем появились Атакян, Сагратян, другие... В этом отношении мне очень помогает работа с Домами Москвы, я разъезжаю по стране и, бывает, открываю новые имена. У нас и дистанционно принимают в клуб — человек присылает свои афоризмы, мы их рассматриваем, зачитываем, голосуем и принимаем в состав нашего клуба или... не принимаем. Такое тоже бывает.

— Дом Москвы периодически радует столичного зрителя новыми программами, встречами с интересными людьми. Есть новые креативные проекты?

— И проекты есть, и идеи, но главной задачей было и остается осуществление этих задумок. Скажем, мы уже второй год планируем привести сюда актрису Марию Аронову, но по определенным причинам пока никак не удается. А вот визит сатирика Анатолия Трушкина не был запрограммирован, но он приехал, и, думаю, это тоже была приятная встреча для ереванцев.

Что касается новых проектов, есть идея провести в рамках зимней Олимпиады цикл туристическо-спортивных слетов во всех Домах Москвы — ведь посмотри, практически в каждой из вышеуказанных стран есть горы, развит горнолыжный спорт. Об Армении я молчу — в Цахкадзор как ездили тренироваться со всей страны, так и продолжают.

...Вообще, скажу вам, креатив — это такая штука, которую можно спрогнозировать, но не осуществить, а можно даже не спланировать, но она так выстрелит!..

— И напоследок, в свете последних событий хочется вспомнить один ваш афоризм — "Сейчас в России такие выборы, что выбирать не приходится". А есть что-то в этом роде на армянскую тему?

— К сожалению, я не отношусь к тому виду творческих людей, которые, приезжая в новые страны, вдохновляются и тутже рождают серию нетленок. Возможно, есть афоризм не совсем касающийся Армении, но имеющий определенное отношение к вашей стране, к нашему времени, к горам Араратским — "Даже на Ноевом ковчеге были свои зайцы". Надеюсь, со временем появится и серия сугубо армянских афоризмов. Поживем — увидите!