Культура — это стремление к совершенству посредством познания того, что более всего нас заботит, того, о чем думают и говорят... А заботит нас сегодня, как раз, отсутствие этой самой культуры. Замкнутый круг?.. О том, как выйти из сложившейся непростой ситуации, читайте в эксклюзивных интервью видных деятелей культуры Армении… и не только.

понедельник, 26 марта 2012 г.

Сарик АНДРЕАСЯН: "Меня все связывает с Арменией — я армянин до мозга костей!"

Режиссер Сарик Андреасян, предложивший новое прочтение "Служебного романа", продолжает экспериментировать с классикой. Новой "жертвой" стал любимый детский роман Астрид Линдгрен "Карлсон, который живет на крыше", легший в основу гремучей семейной комедии. Действие перенесено в наше время. С ролью "в меру упитанного мужчины в самом расцвете сил" с блеском справился актер и шоумен Михаил Галустян, а старейшину Метриков — существ из параллельного мира, помогающих детишкам выпутываться из сложных ситуаций — исполнил несравненный Олег Табаков. Вообще Сарик собрал вполне звездный состав: Нонна Гришаева, Гоша Куценко, Игорь Верник, Александр Олешко, Семен Фурман... И, конечно, Малыш — Федя Смирнов..

Фильм вызвал оживленные дебаты. Одни восхищаются, другие — наоборот... Нам удалось связаться с создателем картины Сариком АНДРЕАСЯНОМ.

— Я решил взяться за фильм, потому что еще никогда не работал с таким количеством трюков и компьютерной графики, мне было интересно рассказать современному зрителю о Карлосоне образца 2012 года. Рад участию в фильме Олега Табакова. За десять лет он снялся в считанных картинах, и если согласился работать со мной, значит фильм действительно не так уж плох, если не сказать большего...

— В фильме вы несколько отошли от того самого Карлсона (у вас — Карлосона). Изменен не только сюжет, но и сам облик шалуна с пропеллером. Кстати, о пропеллере — почему у вашего такового нет?

— Я не несколько, а очень сильно отошел от оригинала, оставив лишь некоторые черты героя. У Карлосона, думаю, до нашего фильма никогда не было успешных экранизаций, а все потому что книга прекрасна как книга, но драматургически она мало годится для киносценария. От пропеллера я отказался осознанно: хотел, чтобы малыш летал вместе с Карлосоном, а наличие пропеллера делало этот трюк невозможным.

— В этом году состоялась также премьера вашего фильма "Мамы". За последние 3 года вы сняли 5 картин. Чем объясняется ваша востребованность?

— Я считаю, что фильм "Мамы" должен номинироваться на "Оскар" от России. Еще никогда не было в России кино, в конце которого аплодировали по всей стране на всех сеансах, иногда стоя. "Мамы" — прекрасный пример того, что лиричное умное эмоциональное кино может быть массовым, доступным и кассовым. По-моему, "Мамы" — это идеальный образец кино.

Моя востребованность объясняется тем, что когда я снимаю кино, то кинотеатры, продюсеры и инвесторы спят спокойно, зная, что у картины будет тот уровень качества, который позволит не потерять деньги и сохранить хорошую репутацию.

— Как вы попали в кинематограф?

— Мой творческий путь прост. Богатых родственников и друзей-олигархов у меня нет. В 18 лет решил учиться на режиссера... Известен стал за последние два года из тех десяти, что вращаюсь в этой сфере — восемь лет я разносил сценарии по продюсерским центрам, писал инвесторам бизнес-планы, стучал во множество закрытых дверей. Очень рад, что благодаря моему упорству они в какой то момент открылись.

— Сегодня вы успешный режиссер, вас все устраивает?

— Хотелось бы, конечно, зависеть только от себя: иметь деньги, самому их вкладывать, самому принимать решение... Увы, в России это невозможно. Поэтому приходится считаться со многими факторами. Тем не менее главное условие нашей компании: инвестор не вмешивается в процесс, иначе мы с ним не работаем.

— Насколько сходятся ваши предпочтения как зрителя с тем, что вы делаете как режиссер?

— Я очень люблю свои фильмы и люблю исключительно жанровое кино. Можно сказать, вырос на американском кино и именно этому кино поклоняюсь.

— Хотелось бы узнать о вас как армянине...

— Я знаю свой язык, свою культуру, люблю свою страну. В Армении бываю в год раз, навещаю родственников. Много ем, пью и общаюсь с ними. Наш народ очень открытый и дружелюбный, и мне это нравится, ведь я сам такой. Я армянин до мозга костей. Для меня наилучший пример армянского кино — Фрунзик Мкртчян, великий актер! Я люблю все его фильмы от "Мимино" до "Мужчин".

О современном армянском кино информирован плохо. Рынок армянского кино в основном телевизионный, в Армении отсутствует система проката и культура кинопохода. Именно поэтому армянского кино в полном понимании этого слова не существует. Тем не менее хочу снять кино в Армении про армян, но для этого нужна помощь государства...

— Не собираетесь представить свои работы на "Золотом абрикосе"?

— Меня не звали, я не просился. Я вообще не очень понимаю, что такое фестиваль и зачем мне в этом участвовать. Есть только "Оскар" — все остальные фестивали это внутренние радости киношников, не имеющие никакого отношения к моему мировоззрению и к моим киношным мечтам.

— Говорят, что ожидается продолжение "Карлосона"?

— Возможно. Хотя скорее будет продолжение "Мам", а потом только "Карлосона".

среда, 21 марта 2012 г.

Григор ГАБРИЕЛЯН: от Телетеатра до Цезаря

Так уж случилось, что много лет Госпремия обходила театральное искусство стороной. И вот наконец свершилось! Отныне к многочисленным званиям и наградам создателей спектакля "Юлий Цезарь" — художественного руководителя Драматического театра Армена Хандикяна, главного художника Карена Григоряна, артистов Артура Утмазяна, Грачья Арутюняна, а также Григора Габриеляна — прибавилась еще одно звание — лауреат Госпремии.

...Отмеченный наградами "Юлий Цезарь" шел с особым подъемом, к тому же нашелся еще один повод для торжества — 60-летний юбилей исполнителя роли Цезаря Григора Габриеляна, сменившего Владимира Мсряна. И, надо отдать должное, справился с честью. Так же, как с десятками других ролей, сыгранных на разных сценах. Юбиляр был награжден Золотой медалью Союза театральных деятелей Армении.

— Как человек театра, этого театра, должен сказать, что, конечно же, бесконечно рад этим наградам — этой высокой оценке моей 42-летней деятельности. Нельзя сказать, что я разочаровался бы в своей профессии, не случись этого. Но тот факт, что государство разделяет отношение зрителя к тебе — действительно дорогого стоит. ...Мне было 17, недалеко от нашего дома снимали фильм "Здравствуй, это я!" с участием Армена Джигарханяна. Не знаю, что во мне тогда "щелкнуло", то ли аура съемочной площадки, то ли знакомство со звездой... Когда спустя пару месяцев мой товарищ-"брюсовец" сообщил, что собирается продолжить обучение на киностудии "Арменфильм", я решил составить ему компанию. На экзамене я умудрился забыть все, что подготовил и вместо зазубренного стиха выдал некий компот из всех стихотворений, которые я когда-либо слышал. Но комиссия подвоха не заметила, видимо, посчитав, что так все и планировалось. Так я попал в мастерскую замечательного режиссера Армана Манаряна.

Параллельно снимался в эпизодах в кино и в Телетеатре. Потом была армия, после которой, проработав некоторое время в русском театре и окончив театральный институт, я в 74-м году получил приглашение от худрука Драматического театра Рачья Капланяна.

— И с тех пор вы в Драматическом театре...

— Не только. Я умудрился быть единственным актером в Ереване, который еще в советское время одновременно работал в трех театрах плюс снимался в кино. Меня часто приглашали на разные роли — соглашался.

— А сегодня вы снимаетесь в сериалах...

— Я знаю, что многие относятся к сериалам скептически. Они, может быть, и заслуживают критики, потому как изо дня в день "пилится" несколько сериалов. Актеры вынуждены соглашаться на то, на что раньше не согласились бы. Для чего? Заработать деньги? Не хочу выглядеть снобом — не понаслышке знаю, как живут наши актеры, какую мизерную зарплату получают. В сериалах же платят нормально и, что немаловажно, вовремя. Для многих сериал — глоток воздуха, и прежде чем бранить актеров, "продавшихся" в сериалы, нелишне будет войти в их положение.

— Если б в театре хорошо платили, вы бы отказались от сериалов?

— Возможно... Хотя разнообразие в работе мне нравится. Не буду отрицать, что каждый актер подсознательно стремится к тому, чтобы стать знаменитым, узнаваемым и любимым для возможно большего числа людей — именно это и делает телевидение. Поэтому я бы согласился участвовать в каком-нибудь сериальном проекте — при условии, что сценарий и роль меня удовлетворят. Многие считают, что сериал — не то место, где актер должен проявлять свои дарования. Но я актер, и просто делаю свою работу и не виноват в том, что наши сериалы некачественны. Думаю, этому тоже есть свое объяснение: "сериальный" бизнес в Армении — дело новое. Сегодня мы показываем уголовный мир, и утверждение, будто этого требует зритель, — это липа. Это некое оправдание. Я уверен, что любовные новеллы в случае хорошего сценария будут смотреться гораздо лучше. Надо попытаться довести формат сериала до уровня телетеатра.

— Кто сегодня откажется от сериала и станет смотреть телетеатр?

— Увы, ничтожное меньшинство. Тут скачками и нахрапом делу не поможешь — все должно происходить естественно и постепенно. Народ не любит, а привыкает к тому, что ему постоянно подсовывают. Не так уж велик выбор у зрителя: что дают, то и берет. Но подсознательно люди все же тянутся к той культурной планке, с которой их насильственным образом опустили. Люди ходят в театры, растет посещаемость концертов классической музыки, почти ежедневно открываются новые выставки — все это, на мой взгляд, более чем положительные симптомы.

— Как часто ваши персонажи, созданные на сцене или в кино, помогали вам в реальной жизни?

— Практически никогда. В реальной жизни я абсолютно бездарен как актер, и, признаться, несказанно рад этому. Я обязан пропускать через себя персонажи, дабы они стали по-настоящему моими, уникальными, но надевать придуманные мной же маски в повседневной жизни считаю как минимум глупо. Хотя, надо признать, благодаря образам, родившимся на экране или в театре, я понял, что стал лучше разбираться в людях, чувствовать их. Я стал добрее к ним.

— Стереотип, штамп, ярлык, трафарет — как еще только не называют сами актеры персонажей, принесших им некогда мировую известность. Как актеру оторваться от этого и не дать зрителю привыкнуть к себе...

— Самое главное, на мой взгляд — оставаться самим собой. Не забывать о том, какой ты на самом деле.

— Что вы думаете о новом поколении студентов театральных вузов?

— Мне не хочется выглядеть брюзжащим дедушкой, но действительно актерская школа сейчас неважная. Ушли опытные педагоги, а на их место пришли бывшие актеры и режиссеры с гораздо меньшим опытом.

— Ну а что осталось в театре неизменным?

— Фанатическая преданность некоторых актеров! Тех, что все еще служат не за чины, а во имя родины.

четверг, 8 марта 2012 г.

"Театральная динамика в Армении — положительная!"

Завершился десятый международный театральный фестиваль "АРММОНО", в рамках которого было представлено немало интересных спектаклей из Армении, России, Польши, Литвы, Великобритании и Грузии. Гостями "АРММОНО" стали директора зарубежных фестивалей и театров из разных стран. В их числе известный театральный критик, организатор театральных фестивалей, поэт и драматург Нина МАЗУР.

— Мое знакомство с Арменией началось с фестиваля "АРММОНО" — до этого я знала страну по литературе. Десять лет назад я впервые оказалась здесь и с тех пор по возможности стараюсь ежегодно приезжать на "АРММОНО".

— У вас есть возможность сравнивать театральный рост и "прирост" за это время...

— Наверное, это естественный ход событий. Огромная держава после распада превратилась в ряд капиталистических государств, а свободное предпринимательство предусматривает свободу действий во всех областях, в том числе и театральной. Поэтому совершенно нормально, что образовываются новые театры. И не только в Армении. Хорошо ли это? Конечно, хорошо — любая степень свободы хороша. Как говорил Пушкин: на свете счастья нет, но есть покой и воля. Воля, несомненно, штука хорошая.

Можно ли сказать, что эти театры изменили театральное лицо Армении? Не думаю, что за такой короткий срок это вообще возможно. Армения — страна с огромным историческим театральным багажом. Если б это создавалось на пустом месте, тогда можно было бы сказать: да, конечно, продвинулись вперед! Но Армения такая театральная страна, что подводить итоги такого рода пока рано. Ну а то что динамика положительная — безусловно!

— Происходящее в театре можно назвать "поиском без границ": сплошь и рядом "театральный креатив", а ценза никакого.

— Я считаю, госцензура не нужна художнику — необходим ценз профессионально-этический. У каждого художника есть свой внутренний цензор, зависящий от его образования, культуры и нравственного багажа. Также существует коллективное мнение группы профессионалов, с которой данный творец должен считаться. Увы, мнение профессионалов и общественное мнение зрителей сейчас фантастически неоднородны, как одно, так и другое. И получается, что сегодняшний художник плывет в море без руля, без ветрил и без компаса, чтоб оглянуться назад.

Мне кажется, драматичность ситуации заключается в том, что наметился значительный разрыв и порвалась связь времен, даже в Армении, любящей Шекспира. Открыта воображаемая дверь во дворец и, если раньше туда заходили избранные, сейчас может зайти любой человек. Но достоин ли любой желающий того, чтобы войти? Хватает ли у него нравственного багажа, культурного багажа и образовательного ценза? Увы...

Так что проблема-то на самом деле не с театром — трагедия со средним образованием. Вот это у нас находится на катастрофическом уровне. И отсюда отсутствие эстетических и нравственных критериев!

— Надо отдать должное демократичности "АРММОНО", в рамках которого свои работы имеют возможность представить многие талантливые артисты. Как вы считаете, каким должен быть отборочный ценз в рамках монодрамы — жанра далеко нелегкого?

— Будучи президентом международного форума монотеатра при международном институте театра ЮНЕСКО, волею судеб я бываю на многих монофестивалях. Мне кажется, совсем необязательно давать возможность показать свою работу любому профессиональному актеру, сделавшему нечто в области монотеатра. Например, руководство "АРММОНО", очевидно, полагает, что нужно показать все, дабы приглашенные директора смогли бы отобрать участников для своих фестивалей.

Я считаю, что должны быть представлены только сильные работы. Также нахожу совершенно невозможным повторение ранее представленных спектаклей. Это не принято, так не делается.

— Как решается на монофестивалях вопрос с языком? Ведь порой непонятно, о чем говорит актер...

— Существует точка зрения, что если моноактер говорит на своем родном языке, то любая попытка синхронного перевода — бегущая строка, наушники, титры и т.д. — уничтожает эффект от его творчества. Возникает вопрос: а как же тогда быть, если он говорит по-китайски?

Есть несколько путей. Первый — звать только настолько понятные спектакли, что уже неважно, что говорит актер. Второй — выбирать невербальные или маловербальные иностранные спектакли. Наконец, третий — презреть все и давать бегущую строку. Или с двух сторон поставить экраны с переводом.

Как человек, у которого есть свой фестиваль (и не один), объясню, от чего зависит выбор руководителя фестиваля. Если монофестиваль рассчитан на театральную публику — маленький зал на 80-100 мест, и придут, как говорится, свои — ничего переводить не надо. Если же это зрелище в большом зале, где продаются билеты, то мы несем ответственность перед рядовым зрителем — он не профессионал, заплатил деньги и хочет понять то, что смотрит. Значит, мы обязаны организовать ему перевод, пускай даже с потерей в художественном отношении.

— Сегодня, кажется, более актуальны "немые" спектакли. Растет их визуальная, зрелищная сторона, не так ли?

— Движение театра в сторону перформанса — направление, характерное для западного театра. К примеру, югославский режиссер Марина Абрамович проверяет границы искусства собственным телом: режет себя на сцене ножом, позволяет обвиться вокруг себя ядовитой змее... Эти спектакли длятся часами и определенно рассчитаны на неслабонервную публику. Это современный социальный театр, показывающий жизнь отвратительной и стремящийся родить в зрителе социальный протест. Но у меня часто рождается лишь протест против режиссера и жалость к актерам...

— Наш театр воздействует посредством слова...

— Мы не можем быть другими. Я сначала думала, что это издержки Совдепии. А теперь я понимаю, что это ментальность. Я недавно была на одном большом фестивале в одном из очень больших, далеких русских городов — далеко от Москвы. Старый, огромный театр. Публика заполняет огромные залы. На что они идут? "Горе от ума", "На всякого мудреца довольно простоты" — люди сегодня хотят видеть классику, желательно национальную, старую, XIX века. Поставленную в правдоподобных формах, с малой долей театральности, понимаемой нами — передовыми, так сказать, людьми, — и с точной и чистой интонацией, когда ты веришь актеру. Вот то, чего они хотят.

— Аналогичная картина наблюдается и в нашем театре им. Станиславского — "Горе от ума", "На всякого мудреца..."... И люди идут, и который год!

— Трудно переоценить, и только теперь видно, какую огромную роль и какое фантастически огромное влияние имела русская культура на страны, находившиеся внутри империи. Феноменальное влияние.

...Я уже 12 лет живу в Германии. Мне однажды один старый немецкий пастор сказал: "Вы не понимаете, что вы имели и что вы с огромной скоростью теряете. Язык! Вы все могли говорить дома на родном, у вас был общий язык, которым вы владели в совершенстве. Это был язык не бедуинов, это был язык великой культуры. И вы на нем все могли говорить. Сегодня вы его стремительно теряете, даже трудно предположить, насколько стремительно. Есть дети и подростки, которые практически не понимают русского языка!"

На самом деле это трагедия, потому что мы с водой выплеснули и ребенка. Может быть, воду надо как-то менять, но дитя-то пусть лежит. А теперь представьте, что мы заменим это английским. Как вы думаете — дворники, продавщицы в магазине выучат английский?

А что дальше? Молодые подрастут, будут бегло болтать на английском. Но спектакль, привезенный из Лондона, понять не смогут. Конечно, кроме интеллигентных детей, получивших хорошее образование. Но рядовые дети — увы, нет.

пятница, 2 марта 2012 г.

"Что такое настоящее счастье, я понял в Армении!"

Творческим вечером выдающегося актера театра и кино народного артиста СССР Регимантаса АДОМАЙТИСА в театре им. Станиславского открылся X фестиваль моноспектаклей "Арммоно". Днем того же дня состоялась пресс-конференция артиста в Министерстве культуры Армении.

— Регимантас Вайткусович, как вы относитесь к жанру монодрамы?

— На мой взгляд, это один из самых честных и в силу этого сложных форматов самовыражения. Если в групповом спектакле актер может спрятаться за спину партнера, то здесь он остается один на один со зрителем. Не каждый актер сможет выдержать этот экзамен — ведь необходимо увлечь, повести за собой, заставить зрителя поверить! А это довольно сложная задача в "индивидуальном забеге". Я, например, за свою жизнь ни разу не играл моноспектаклей. Лишь в одном из последних спектаклей читаю длинный монолог старого человека, которого сын собирается отправить в дом престарелых.

— Говорят, что вы собираетесь уходить из театра?

— Уже ушел. Дело в том, что сейчас я уже не сыграю те роли, которые мне удавались раньше. Нет той отдачи, абсолютной веры в то, что ты делаешь. И что самое страшное: я перестал волноваться перед выходом на сцену. Это плохо — значит, пора уходить. Есть определенный возраст, после которого не следует заниматься профессиональными делами. Мне уже 75 лет. Есть опыт и осмысление каких-то жизненных моментов. Но приобретая опыт, ты уже что-то начинаешь понимать, а нужно быть словно белый лист, чтобы душа на нем могла писать и рисовать. Театром можно заниматься, пока ты веришь...

— Вы снялись во многих культовых фильмах советской эпохи, в каких кинопроектах участвуете сейчас?

— Ни в каких. Не приглашают — старый стал, дряхлый... Ну а если серьезно, оборачиваясь назад, понимаешь, что прожил в общем-то неплохую жизнь, засветился где-то на пленке. Но интересны ли будут нашим детям эти фильмы? Не станут ли относиться к ним как к пережитку прошлого — к балласту?..

Ведь кто сегодня потребитель? Тинейджеры, небольшой процент студенческой молодежи, иногда грамотной, иногда не очень. Их не особенно интересует логика, им нужно, чтобы все двигалось, стреляло, взрывалось. Пока такой зритель сидит в кинотеатрах, ему будут продолжать делать такие фильмы. И, увы, это явление мирового масштаба...

— А каково живется литовскому артисту на пенсии?

— У нас на пенсию, как и во многих странах бывшего Союза, актеру, так и многим представителям иных профессий прожить довольно сложно. Если играешь в театре, тогда не выплачивают пенсию. Когда несколько лет назад такой закон в Литве был принят, я ушел из штата Национального театра. Сейчас, правда, играю в нескольких — на договорной основе. Мне, конечно, сыновья помогают.

— Вы получили звание народного артиста СССР почти что под занавес существования Союза, не так ли?

— Я не питаю сильных чувств к званиям и регалиям — ну дали и дали, спасибо. Хотя, уверен, большинство актеров их получали заслуженно. Я вот не знаю, чего мне-то дали народного? Я ж беспартийный был. Хотя, признаться, не верилось, что такая махина, как Советский Союз, может распасться... У литовцев, как и у армян, независимость сидит в подсознании. Да и по населению и нас, и вас — три миллиона...

— Как обстоят дела в литовском кино? Функционирует ли киностудия, некогда подарившая нам немало прекрасных фильмов?

— Ее кто-то купил в девяностые годы. Там была неплохая материальная база, остались специалисты. У нас снимают иностранные фильмы, потому что дешевле получается, и за массовку можно заплатить в десять раз меньше... Но опять-таки все это вызывает сожаление. Людям, у которых есть большие деньги — и это явление, увы, наблюдается на всем постсоветском пространстве, — наплевать на патриотизм.

Капитализм — не самое лучшее, что придумало человечество. Нами сегодня движет основной инстинкт живого существа — "мне!", "я!", "давай!" Искусство, я считаю, не в силах сегодня изменить мир, но может повлиять на человека — сделать его чуточку меньше эгоистом. Простой пример. Когда мы стали независимым государством, в Литве вернули собственность бывшим хозяевам. Начался неописуемый ажиотаж, спорили, кричали, даже родственников поубивали... И все из-за клочка земли. Налицо результат хаотического размножения вируса собственничества. И Литва не составляет исключение...

— В актерскую профессию вы пришли довольно поздно — сначала окончили физмат в университете...

— На мой взгляд, между точными науками и гуманитарными есть много общего — более того, они взаимодополняют друг друга. Кстати, многие мои друзья пришли в профессию актера, имея иное образование. Например, Юозас Будрайтис по специальности юрист. Что же касается театра, тяга к актерскому делу появилась у меня еще в детстве. Я много играл в школьной самодеятельности, а затем и университетском драмкружке, понял, что не совсем туда попал. Крутой поворот произошел еще до получения диплома: после четвертого курса поступил на актерский факультет Вильнюсской консерватории. То есть одновременно был и выпускником, и первокурсником. Понял, что все-таки мое призвание — театр. Хотя по молодости как математик даже пытался найти формулу счастья: казалось, что именно это позволит определить смысл жизни и ничего в ней не упустить. Теперь понимаю: настоящее несчастье, когда человек вынужден заниматься тем, что ему не по душе.

— А все же какова ваша формула успеха, счастья?

— Что такое настоящее счастье, я понял пятнадцать лет назад, когда снимался в Армении у Людмилы Саакянц в фильме "На пороге". Это моя история об армянских валенках.

У меня наилучшие воспоминания об Армении, хотя я снимался в то время, когда все было ужасно, в 90-е. Для Армении это были трудные годы — блокада, холод, отсутствие электричества. При минусовой температуре я играл босиком, а потом из-за отсутствия бензина пешком вместе со съемочной группой впотьмах спускался из "Арменфильма" в город... В магазинах пустые полки, только соль с минералкой. Чуть иногда капало из крана. Вечером подложишь миску, чтобы утром можно было помыться... Но даже несмотря на эти чудовищные условия я тогда еще для себя отметил отношение армян к своему кино — электричество давали некоторым госучреждениям, больницам и... киностудии!

В таких условиях я провел несколько недель. Мы снимались в Талине (не путать с Таллинном – прим. авт.) в полуразрушенной церкви. О еде заботились сами, на рынке покупали баклажаны, помидоры, перец, баранину. Коллективно завтракали вокруг костра и после съемок, вечером, тоже вместе готовили и ужинали. Все закидывали в котел и варили на костре. Отношения и настроение были прекрасными. Хотя по ночам, спасаясь от холода, я закутывался даже в занавески, которые стаскивал с окна. И как следствие, все равно простудился. Тогда на студии мне нашли светлые добротные валенки — я эти валенки не снимал ни днем, ни ночью. Буквально сросся с ними.

Вскоре съемки закончились, я полетел в Минск (самолета до Вильнюса не было). Сели вдали от аэропорта, а там — жуткая метель. Слава Богу, я в валенках! Потом холодный автобус — до вокзала, оттуда — холодный же дизель до Вильнюса. В Вильнюсе тоже была минусовая температура. Но мне нипочем — я в валенках! Приезжаю домой на троллейбусе, открываю дверь квартиры, а тут — светло, лампочки горят, тепло, вода из крана, и не только холодная, но даже горячая. Я чуть с ума не сошел от счастья!

Уверен, меня поймут все армяне, пережившие блокаду. Мир, свет, тепло, родной очаг — это ли не настоящее счастье?

Николай МАДОЯН: «Стараюсь подбирать к каждому зрителю свой ключик»

В Ереване в очередной раз с большим успехом выступил известный скрипач, заслуженный артист Армении Николай Мадоян. После концерта состоялась наша встреча с музыкантом.


— Слушатели вас полюбили и, естественно, хотели бы узнать получше. С чего началась ваша карьера?


— Мне особенно выбирать не приходилось. Родившись в музыкальной семье, я сызмальства более чем отчетливо увидел свое будущее. Меня всегда подсознательно тянуло к скрипке. Дедушка увлекался классической музыкой, отец по сей день музицирует, мама окончила музыкальную школу, но не продолжила по этой линии.

Далее моими проводниками в мир музыки стали талантливейшие педагоги. В восьмилетнем возрасте — Эмма Нуразян, а затем я продолжил учебу в школе им.Чайковского у профессора Госконсерватории Грачья Богданяна. В 1986 году я переехал в Новосибирск для обучения в классе известного педагога Захара Брона. Это был уникальный класс, где каждый стремился почерпнуть больше знаний и достичь большего профессионализма. А созданная им особая музыкальная атмосфера более чем способствовала этому. Моими учителями были также известные музыканты И. Стерн и М.Соловьев. Я благодарен судьбе, что она даровала мне общение с этими великими людьми.

В 1989 году вместе с одноклассниками и оркестром Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева я отправился в Германию для участия в фестивале Шлезвиг-Гольштейна, после чего продолжил учебу в Берлине и окончил аспирантуру в Высшей школе искусств.


— На протяжении всего этого времени вы не порывали связей с родиной...


— Да, действительно — в меру своих скромных возможностей. В 1988 году я принял участие в благотворительных концертах в Монреале и Мюнхене для оказания помощи пострадавшим от спитакского землетрясения детям, в мае 2000-го выступил с концертами, посвященными 80-летию Эдварда Мирзояна, в 2011-м участвовал в VII международном музыкальном фестивале “Национальная галерея” в Ереване. Ну и, наконец, последний концерт с Госфилармоническим концертом. Благодарен за это приглашение, ведь каждый приезд, каждое соприкосновение с родной культурой передает мне новый свежий заряд, придает сил для творчества... А работа с такими замечательными музыкантами тем более!


— Как прошел концерт?


— Отдельно хочу отметить дирижера из Южной Кореи Волтье Джонга, виртуозно дирижировавшего концертом. В программе прозвучали Шуберт, Дворжак и, самое главное, концерт для скрипки N 3 Паганини. В последний раз он был исполнен 100 лет назад, я как бы его возродил. В музыке Паганини есть нечто мистическое, порождающее бесконечное множество ассоциаций. Надеюсь, она помогла слушателю понять истинную суть искусства...


— Плотный график, гастроли, преподавание и т.д. не позволяют вам бывать на родине так часто, как хотелось бы, не так ли?


— Увы, это так, но я очень люблю свою страну и по мере своих возможностей я стараюсь пропагандировать армянскую музыку за рубежом. Так, недавно я сыграл в Италии сонату Бабаджаняна. Там она произвела эффект разорвавшейся бомбы — европейцы были шокированы глубиной этого, по-моему, гениального произведения.


— В прессе, в статьях о вас часто используются формулировки “скрипач из Германии армянского происхождения” и “армянский скрипач”. Какая из них относится к вам в полной мере?


— Конечно же, вторая. Я родился здесь, вырос — что значит “армянского происхождения”?.. Азнавур может так называться, потому что он поет французскую музыку, хотя и сделал для Армении больше, чем многие остальные, вместе взятые.

Не хотелось бы, чтобы меня обвинили в “музыкальном космополитизме”, но я нахожу огромное преимущество в нейтральном звуке, в том, что он не нуждается в схематических словах. Каждый может почерпнуть для себя свой смысл этих звуков, не подкрепленных словом.


— По роду деятельности вы имеете возможность сравнивать как культурную жизнь, так и аудитории различных стран. Как происходит ваш контакт с публикой?


— В разных странах, в зависимости от национального характера, публика по-разному реагирует на классическую музыку. Например, во Флоренции мне не дали толком сыграть, так как все время хлопали. А в Голландии после каждого отделения встают, но не потому, что в восторге, а просто из уважения к музыканту. У всех свои особенности, надо просто научиться подбирать к каждому свой ключик. Ну а армянская публика — самая родная и теплая для меня. Ну а планы... В ближайшее время планируется турне по Европе с программой Вивальди “Времена года”, также хочу записать новый альбом, куда войдут произведения армянских композиторов.