Завершился десятый международный театральный фестиваль "АРММОНО", в рамках которого было представлено немало интересных спектаклей из Армении, России, Польши, Литвы, Великобритании и Грузии. Гостями "АРММОНО" стали директора зарубежных фестивалей и театров из разных стран. В их числе известный театральный критик, организатор театральных фестивалей, поэт и драматург Нина МАЗУР.
— Мое знакомство с Арменией началось с фестиваля "АРММОНО" — до этого я знала страну по литературе. Десять лет назад я впервые оказалась здесь и с тех пор по возможности стараюсь ежегодно приезжать на "АРММОНО".
— У вас есть возможность сравнивать театральный рост и "прирост" за это время...
— Наверное, это естественный ход событий. Огромная держава после распада превратилась в ряд капиталистических государств, а свободное предпринимательство предусматривает свободу действий во всех областях, в том числе и театральной. Поэтому совершенно нормально, что образовываются новые театры. И не только в Армении. Хорошо ли это? Конечно, хорошо — любая степень свободы хороша. Как говорил Пушкин: на свете счастья нет, но есть покой и воля. Воля, несомненно, штука хорошая.
Можно ли сказать, что эти театры изменили театральное лицо Армении? Не думаю, что за такой короткий срок это вообще возможно. Армения — страна с огромным историческим театральным багажом. Если б это создавалось на пустом месте, тогда можно было бы сказать: да, конечно, продвинулись вперед! Но Армения такая театральная страна, что подводить итоги такого рода пока рано. Ну а то что динамика положительная — безусловно!
— Происходящее в театре можно назвать "поиском без границ": сплошь и рядом "театральный креатив", а ценза никакого.
— Я считаю, госцензура не нужна художнику — необходим ценз профессионально-этический. У каждого художника есть свой внутренний цензор, зависящий от его образования, культуры и нравственного багажа. Также существует коллективное мнение группы профессионалов, с которой данный творец должен считаться. Увы, мнение профессионалов и общественное мнение зрителей сейчас фантастически неоднородны, как одно, так и другое. И получается, что сегодняшний художник плывет в море без руля, без ветрил и без компаса, чтоб оглянуться назад.
Мне кажется, драматичность ситуации заключается в том, что наметился значительный разрыв и порвалась связь времен, даже в Армении, любящей Шекспира. Открыта воображаемая дверь во дворец и, если раньше туда заходили избранные, сейчас может зайти любой человек. Но достоин ли любой желающий того, чтобы войти? Хватает ли у него нравственного багажа, культурного багажа и образовательного ценза? Увы...
Так что проблема-то на самом деле не с театром — трагедия со средним образованием. Вот это у нас находится на катастрофическом уровне. И отсюда отсутствие эстетических и нравственных критериев!
— Надо отдать должное демократичности "АРММОНО", в рамках которого свои работы имеют возможность представить многие талантливые артисты. Как вы считаете, каким должен быть отборочный ценз в рамках монодрамы — жанра далеко нелегкого?
— Будучи президентом международного форума монотеатра при международном институте театра ЮНЕСКО, волею судеб я бываю на многих монофестивалях. Мне кажется, совсем необязательно давать возможность показать свою работу любому профессиональному актеру, сделавшему нечто в области монотеатра. Например, руководство "АРММОНО", очевидно, полагает, что нужно показать все, дабы приглашенные директора смогли бы отобрать участников для своих фестивалей.
Я считаю, что должны быть представлены только сильные работы. Также нахожу совершенно невозможным повторение ранее представленных спектаклей. Это не принято, так не делается.
— Как решается на монофестивалях вопрос с языком? Ведь порой непонятно, о чем говорит актер...
— Существует точка зрения, что если моноактер говорит на своем родном языке, то любая попытка синхронного перевода — бегущая строка, наушники, титры и т.д. — уничтожает эффект от его творчества. Возникает вопрос: а как же тогда быть, если он говорит по-китайски?
Есть несколько путей. Первый — звать только настолько понятные спектакли, что уже неважно, что говорит актер. Второй — выбирать невербальные или маловербальные иностранные спектакли. Наконец, третий — презреть все и давать бегущую строку. Или с двух сторон поставить экраны с переводом.
Как человек, у которого есть свой фестиваль (и не один), объясню, от чего зависит выбор руководителя фестиваля. Если монофестиваль рассчитан на театральную публику — маленький зал на 80-100 мест, и придут, как говорится, свои — ничего переводить не надо. Если же это зрелище в большом зале, где продаются билеты, то мы несем ответственность перед рядовым зрителем — он не профессионал, заплатил деньги и хочет понять то, что смотрит. Значит, мы обязаны организовать ему перевод, пускай даже с потерей в художественном отношении.
— Сегодня, кажется, более актуальны "немые" спектакли. Растет их визуальная, зрелищная сторона, не так ли?
— Движение театра в сторону перформанса — направление, характерное для западного театра. К примеру, югославский режиссер Марина Абрамович проверяет границы искусства собственным телом: режет себя на сцене ножом, позволяет обвиться вокруг себя ядовитой змее... Эти спектакли длятся часами и определенно рассчитаны на неслабонервную публику. Это современный социальный театр, показывающий жизнь отвратительной и стремящийся родить в зрителе социальный протест. Но у меня часто рождается лишь протест против режиссера и жалость к актерам...
— Наш театр воздействует посредством слова...
— Мы не можем быть другими. Я сначала думала, что это издержки Совдепии. А теперь я понимаю, что это ментальность. Я недавно была на одном большом фестивале в одном из очень больших, далеких русских городов — далеко от Москвы. Старый, огромный театр. Публика заполняет огромные залы. На что они идут? "Горе от ума", "На всякого мудреца довольно простоты" — люди сегодня хотят видеть классику, желательно национальную, старую, XIX века. Поставленную в правдоподобных формах, с малой долей театральности, понимаемой нами — передовыми, так сказать, людьми, — и с точной и чистой интонацией, когда ты веришь актеру. Вот то, чего они хотят.
— Аналогичная картина наблюдается и в нашем театре им. Станиславского — "Горе от ума", "На всякого мудреца..."... И люди идут, и который год!
— Трудно переоценить, и только теперь видно, какую огромную роль и какое фантастически огромное влияние имела русская культура на страны, находившиеся внутри империи. Феноменальное влияние.
...Я уже 12 лет живу в Германии. Мне однажды один старый немецкий пастор сказал: "Вы не понимаете, что вы имели и что вы с огромной скоростью теряете. Язык! Вы все могли говорить дома на родном, у вас был общий язык, которым вы владели в совершенстве. Это был язык не бедуинов, это был язык великой культуры. И вы на нем все могли говорить. Сегодня вы его стремительно теряете, даже трудно предположить, насколько стремительно. Есть дети и подростки, которые практически не понимают русского языка!"
На самом деле это трагедия, потому что мы с водой выплеснули и ребенка. Может быть, воду надо как-то менять, но дитя-то пусть лежит. А теперь представьте, что мы заменим это английским. Как вы думаете — дворники, продавщицы в магазине выучат английский?
А что дальше? Молодые подрастут, будут бегло болтать на английском. Но спектакль, привезенный из Лондона, понять не смогут. Конечно, кроме интеллигентных детей, получивших хорошее образование. Но рядовые дети — увы, нет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий