"Три грани Еревана" — шоковая терапия перед хирургическим вмешательством

       "Мы призываем общество и власти прекратить уничтожение облика нашего города. Сегодня всячески разрушается та романтика, которая была свойственна Еревану еще в прошлом веке, и это недопустимо", — считает фотожурналист Айк БИАНДЖЯН, один из трех авторов недавно открывшейся в культурном центре "Еркат" выставки "Три грани Еревана". Это не первый клич Бианджяна — ранее были организованы выставки в мэрии, на Северном проспекте, а позже и в других залах был показан фильм автора "Исчезающая память" — киноальманах из 7 серий, каждая из которых раскрывает трагическую судьбу отдельно взятого здания.

— Айк, как вообще родилось желание снимать город?

— Отчетливо помню этот день. Я узнал от друзей, что на площади Республики нашли какие-то останки старого города. Тут же схватил фотоаппарат и рванул туда. Признаться, меня с детства манила старина, обожал копаться в земле, отыскивать "клады"... На месте раскопок я познакомился с археологами, которые в один голос заверяли, что находкам этим нет цены. Все сделанные фотографии я позже представил в рамках моей выставки "Старый новый город" в магазине "Арт-Бридж", а журнал AIM даже приобрел у меня некоторые из фоток.

Я с головой ушел в этот проект. Первое здание, которое я снимал, — дом на Пушкина, 11. В этом доме жил знаменитый композитор Артемий Айвазян, до этого, в 30-х, там находилось персидское консульство, а еще раньше — частная лечебница Арменака Меликяна. Мне удалось зафиксировать процесс демонтажа этого здания, людей, покидающих свой дом и спустя время наблюдающих, как он безжалостно сносится. А потом началось... Здания сносились один за другим, и я с трудом успевал это снимать...

— Почему ты решил перевести фотографии в киноформат — как родилась идея фильма "Исчезающая память"?

— Предыстория фильма, думается, началась еще в детстве. Все началось с бабушкиных рассказов. Она очень часто вспоминала свой старый дом, я начал копаться в семейных фотографиях, где увидел жизнь, запечатленную в фотографиях: моменты жизни, что уж не вернуть. Повернуть время вспять нельзя, но можно остановить... с помощью фотоаппарата. Думаю, не стоит сейчас говорить, как все мы трепетно относимся к черно-белым фотографиям. Первая часть цикла "Исчезающая память" основана на архивных-семейных фотографиях жителей Еревана. Я убежден, что эти потрепанные фотографии не цифрового формата заставят вас еще раз переосмыслить нашу беспечную цифровую жизнь. Последняя часть цикла была сделана за 6 лет...

Знакомство с героями первой истории, которую я начал снимать на ул. Бюзанда в 2004-м, началось с конфликта: они поначалу решили, что я представитель строительной компании, которая собирается сносить их дом. Узнав, что я фотограф, глава семьи Араик Даниелян пригласил меня в дом, где я сразу же потерял связь с реальностью все, что меня окружало, было не из XXI века. Старая мебель, коллекция картин и предметы утвари — все пахло стариной. Темные тучи сгущались над этим домом. Мне пришлось быстро набирать фотографии этой семьи и копии писем, что Араик направлял в разные инстанции. Пройдя все стадии судебных процессов, он прекратил борьбу. Все интересные истории, связанные с этим домом, тут просто не написать. В марте 2005 семья Даниелянов переехала на окраину Еревана, в маленький домик. Уже в развалинах старого дома я случайно нашел две фотопленки, которые визуально рассказывали те истории, о которых поведал мне Араик. Собственно на них и основана первая часть фильма. Далее последовала история про семью Оганесянов, проживавших по адресу Бюзанда, 17. Они отчаянно боролись за свою собственность. Хозяйка дома даже объявила голодовку. Но это не спасло ситуации. 29 декабря, перед Новым годом, они были выселены из собственного дома... О фильме можно рассказывать долго — лучше, конечно, посмотреть. Хотя это и не легко — после прошедшей в Камерном театре выставки и просмотра фильма "Исчезающая память" у одного из гостей, популярного телеведущего Карена Кочаряна, не выдержало сердце, и он был срочно госпитализирован. Желаем ему скорейшего выздоровления, равно как... и нашему городу. Действительно, не каменные же у нас сердца!

— Что ж это за выставка такая, от которой сердца останавливаются, — можно поподробнее?

— Фотовыставка открылась 5 июня и продлится до 15-го. Это своего рода "триптих", где представлены работы Саркиса Оганесяна, Рубена Пашиняна и вашего покорного слуги. Оказывается, все мы, независимо друг от друга, примерно в одно и то же время стали снимать и рисовать наш город. Коренной ереванец и прекрасный музыкант-тромбонист Саркис Оганесян — автор более 40 графических рисунков, на которых запечатлены снесенные ереванские здания такими, какими их помнит он... и, возможно, еще небольшая группа людей. К такому решению он пришел после того, как на его глазах был снесен родовой дом на улице Лалаянца. В итоге родилась бесценная, на мой взгляд, галерея. В его картинах представлен позавчерашний день Еревана. На моих — фото изуродованных зданий, процесс сноса старинных домов и варварского уничтожения ереванских памятников старины — день вчерашний. А сегодня нашего города — то, к чему мы пришли, — представлено в любительских фотозарисовках журналиста Рубена Пашиняна. Это огромная подборка разного рода несуразных зданий, построенных на месте старых, глупых табличек, неграмотных вывесок и т.д.

Цель выставки — сравнение того, что мы имели раньше и что у нас есть на сегодняшний день, предотвращение сноса старых зданий и искажения внешнего облика Еревана. Последней каплей стала новость о предстоящей перестройке площади Республики. Ой, с огнем играете, ребята, — ереванцы этого так не оставят! На пресс-конференции, что состоялась незадолго до открытия фотовыставки, Саркис весьма точно, хоть и жестко заметил: "То, что происходит в Ереване, начиная с 2004 года, напоминает события атомной бомбардировки Хиросимы. При этом, на мой взгляд, Хиросима после тех событий выглядела намного лучше, чем современный Ереван".

— Это выставка-колокол? Набат? Попытка быть услышанными, достучаться до здравого смысла?..

— Мы просто попытались показать ереванцам сегодняшнее лицо их родного города. Ежедневно смотрясь в зеркало, не всегда замечаешь серьезных изменений, но когда вдруг тебе показывают что-то "незамыленным" взглядом, становится не по себе. Мы призываем ереванцев в первую очередь быть честными с самими собой. Эти фотографии — наш страх и результат нашего равнодушного молчания. С какого-то дня возникла пропасть — нам сказали: "Не лезьте в это, живите, как жили, и все будет хорошо", мы и опустили руки, вперили взгляды в пол и продолжаем существовать, мирно и молча благословляя процесс вырезания души города! Наша выставка — это шоковая терапия перед необходимым хирургическим вмешательством, призванным восстановить искомый вид нашего города.

Достучаться до здравого смысла людей, уродующих город, практически невозможно. Мы надеемся, во-первых, на самосознание граждан, а во-вторых, хотим донести слово до бизнесменов, тех, кто строит свои "обэкты" на месте разрушенных зданий. Ну непрестижно это, плохо, западло, в конце концов, строить свой бизнес на костях родины. Посмотрите, что происходит в соседней Грузии — дрожат над каждым старым камнем, тамошние бизнесмены тратят уйму средств, только чтобы сохранить старину, понимая, что так оно и лучше, и солиднее. Никому не придет в голову повесить табличку с именем своей пиццерии на балкон, с которого была объявлена Первая республика. Уверен, если нашим богатеям то же самое скажут их заморские друзья, бывшие ереванцы, перманентно выражающие свое "фи" происходящим у нас, дело сдвинется с мертвой точки. Только надо действовать сообща, всех нас должна объединить любовь к Родине — то есть то, чему нас учили еще в школе, и то, ради чего была пролита кровь наших братьев...

«Санечка, не пиши стихов — расстреляют, а того хуже — посадят!»

        “Прошло 25 лет, и я снова здесь — здравствуй, мой дорогой Ереван!..” Этими словами начался в театре музкомедии им. Пароняна творческий вечер известного российского актера, режиссера и, как выясняется, замечательного поэта Александра ПАНКРАТОВА-ЧЕРНОГО.

Фильмы с его участием помнят и любят многие — “Белая кость”, “Мы из джаза”, “Зимний вечер в Гаграх”, “Где находится нофелет?” и другие, - но мало кому известно, что стихи Александра Васильевича аж на 16 страницах представлены в Королевском журнале Великобритании! И уж точно не многим нашим читателям известно, что написанная им молитва “Господи, дай же мне волю” была утверждена Синодом РПЦ МП для открытия Храма Христа Спасителя и исполнена И. Кобзоном. Он также награжден литературными премиями “Петрополь” и премией Ксении Блаженной, премиями имени Пушкина и имени Франца Кафки...

Александр Васильевич поделился своими воспоминаниями об Армении, рассказал о нелегком пути поэта, прерванном еще в 70-х “чуткой” кагэбистской рукой, ответил на вопросы из зала, и, конечно же, весь вечер звучали его стихи, полные глубокого смысла и огромной любви...

— Рассказывать о ролях в кино я могу очень долго. А об Армении — еще дольше! И вообще меня армяне редко называют Панкратовым — везде, в любой точке мира, армяне называют меня Панкратяном и... угощают коньяком. Это началось после того как я исполнил роль армянского милиционера Гранта Даниеляна в фильме Георгия Кеворкова и Рубена Геворкянца “Белая кость”. Потом планировали снимать продолжение этой замечательной комедии, но Союз распался, кинематограф остановился и проект тоже... А продолжение хотели снимать в Италии: Грант Даниелян отправлялся бороться с итальянской мафией!

...Годы берут свое, и моя любовь к Армении продолжается в дружбе с армянскими коллегами и в первую очередь с Арменом Джигарханяном. Он вообще нашу троицу — Джигарханян, Данелия и я — называет “тройкой вороных”. Очень дружим, часто встречаемся и даже по очереди ложимся в одну и ту же кардиологическую клинику, в ту же палату, и делаем это так, незаметно. Сначала въезжает Джигарханян, потом через недельку эстафету принимает Данелия ну и, наконец, я. Палата у нас обжитая, кроме нас никого туда больше не вселяют. И вот когда вышел мой первый сборник стихов под названием “Шаги к стихам”, Джигарханян прочитал его и сказал: “Мальчик мой, ты взрослеешь...” Потом мы снова проходили по очереди лечение: Джигарханян оклемался, затем я — у меня всего лишь четвертый микроинфаркт, — и наконец вышла моя новая книжка. Первый же экземпляр я подарил Армену Борисовичу. Прошел день, второй, третий — от Джигарханяна ни звука. Ну, думаю, не понравилось, наверно. Вдруг на пятый день звонок в пять часов ночи — “Мальчик мой, ты повзрослел!”

...Вот так мы и дружим. Однажды Джигарханян спросил: “Санечка, знаешь, почему мы не сироты?” Я замялся. “Да потому что у нас есть РОДИНА! — ответил он. — Не было бы Родины, мы — голь перекатная...”

— Почему вы так долго и тщательно скрывались как поэт?

— Так это не я — это меня скрывали. Учась в Горьковском университете, на одном из студенческих вечеров я имел неосторожность прочитать свое довольно открытое и, естественно, неугодное правящему режиму стихотворение. Меня тут же вызвали в КГБ и взяли подписку о том, что я не буду писать и тем более читать своих стихов. А также лишили права поступления в какой-либо из советских вузов. И лишь благодаря ловкости, известной хитрости и помощи старших товарищей мне удалось впоследствии поступить и окончить режиссерский факультет ВГИКа, мастерскую Е.Л.Дзигана.

Но стихов я так и не читал, хотя тайком писал, конечно. Об этом были в курсе лишь очень близкие друзья. Первой меня “раскусила” Белла Ахмадулина. Я долго уверял, что более стихов не пишу. Но она все прекрасно понимала. В итоге мы засиделись до глубокой ночи, читая друг другу стихотворения... Я был очень дружен с Беллой Ахатовной и ее мужем, и, что парадоксально, каждый раз, когда мы договаривались встретиться, я непременно опаздывал. Не специально — ну так получалось... А потом Беллы не стало. Известие это поразило меня, я рванул со съемок что есть мочи, но... не успел на похороны. Придя на кладбище, оставил у могилы записку: “Прости меня, Белла, я опять опоздал...”

Я вырос на Алтае, моя семья была репрессирована. Мужчины в моем роду — в основном военные — все попали в жернова советской системы: были расстреляны, репрессированы, сосланы... Маме стоило больших трудов поднять нас. Помню, я был еще школьником, она, узнав, что пишу стихи, сказала: “Санечка, не пиши стихов — расстреляют. А того хуже — посадят!” Возможно, это единственное, в чем я ослушался ее, но до сих пор все поэтические сборники посвящаю и буду посвящать своей горячо любимой Маме.

— “Только ненормальный может захотеть научиться степу с такой походкой, как у тебя!” — заявляет Беглов в фильме “Зимний вечер в Гаграх”, но ваш Аркадий не сдается. Говорят, и в жизни вы не особенно музыкальны, однако огромную популярность вам принес джаз, не так ли?

— Да. Но вот именно джаз я как раз играть и не умею. У меня с детства нет музыкального слуха. И я пытался донести эту мысль до Карена Шахназарова, но он мне не внял. Он уверял, что сибиряки — народ настырный и всего могут добиться, если с них построже требовать. Вероятно, он был прав, потому что в итоге возникло всеобщее заблуждение. И меня стали приглашать сниматься в музыкальные фильмы и даже участвовать в джазовых фестивалях, начали принимать в джазовые клубы. На все эти инициативы я честно отвечал, что у меня нет слуха. Но меня никто не слышал. Кто из нас глух, я так и не понял...

— Как вы отнеслись к информации о готовящемся выпуске фильма “Мы из джаза-2”?

— Чушь полнейшая! Какие-то молодые люди написали сценарий, надеясь на продолжение, но мы все отказались от этой идеи, так как не видим целесообразности в данной работе, и вообще два раза в одну и ту же реку не входят!

— Вы же режиссер по образованию. Почему же мы сначала узнали о вас как о киноактере? Не хотели снимать?

— Мне не давали снимать картины. Цензура была жестокой, сценарии мои запрещали. Я сидел по пять лет без работы. Потом повезло — попал ассистентом к Андрону Сергеевичу Кончаловскому на “Сибириаду” и там впервые снялся в небольшой роли Сашки — верхового на нефтяной вышке. И после этой роли меня стали приглашать на актерские работы. Я не отказывался ни от чего, потому что насиделся без дела. И по сей день не отказываюсь, потому что без работы я зверею. Я люблю работать.

— А свои режиссерские таланты применяете в жизни?

— Конечно. Каждый человек — режиссер своей судьбы. Кто-то удачно ее режиссирует, а кто-то — нет. Поэтому к слову “карьерист” я отношусь хорошо. Потому что карьерист — это тот, чей спектакль удался. А это заслуживает аплодисментов. Если, конечно, за достижением карьеры не стоит подлость. Если ты пришел к своей цели, значит, ты хороший режиссер. Я был деревенским мальчиком с Алтая. И поставил цель — покорить Москву. Писал стихи, которые мне запрещали. А теперь меня приняли в ассоциацию писателей Европы. Предисловие к моему сборнику стихов написала Марина Арсеньевна Тарковская, затем вышла вторая, огромный том, в котором я “уже повзрослел”, как сказал Джигарханян... В “Королевском журнале” в Англии 16 страниц моих стихов. Я мечтал служить во флоте, потому что все девушки из нашей деревни бегали за моряками. Попал служить в знаменитую Таманскую дивизию. Все главное получилось. Что плохого в том, что я верно срежиссировал свою жизнь?

— Какое ваше самое яркое воспоминание о Ереване?

— Не могу назвать это воспоминанием ярким, поскольку связано оно с одной из самых трагических страниц вашего народа. Но мне этот день, точнее ночь, не забыть никогда... 25 лет назад мы заканчивали съемки “Белой кости” в Ереване. Меня поселили в гостинице “Ширак” на самом верхнем этаже. Ночью, примерно часам к двум, проснулся от страшного гула. Тринадцатый этаж, я вышел на балкон, и вижу... в город въезжают танки! Обеспокоенно стал звонить друзьям — Рубену Геворкянцу, Феликсу Егиазаряну... Они говорят: “Ты тоже не спишь?.. Войска вводят в город”. Мы все были в шоке, это было что-то непонятное, ненормальное... На следующий день мы ходили по городу, видели, как армянские девушки подходили к солдатам, вставляли им гвоздички в стволы автоматов, чтобы те не стреляли. Пожилые женщины приносили лаваш, шашлыки жарили, кормили солдат, чтобы не было кровопролития... Тревожное было время. С тяжелым сердцем я прощался с Ереваном. И только прилетел в Москву, как новый удар — спитакское землетрясение... Первым долгом связался с Геворкянцем и попросил перечислить мой гонорар за фильм “Белая кость” в фонд пострадавших. Так же поступили многие мои российские коллеги. 

И вот я снова здесь, спустя столько лет, столько тяжелых лет... 

Сегодняшний Ереван, конечно, другой. Не могу дать точной характеристики, и вряд ли это стоит делать. Но одно безусловно — город живет, и слава Богу! Я не прощаюсь, до новой встречи, дорогие друзья!

Тени забытых домов

          Казалось бы, в наш суматошный век, когда искусство переживает откровенный регресс, оптимистично именуемый «поиском», удивить кого-либо чем-либо практически невозможно. Правда, находятся смельчаки, которые, подвергая свои и чужие жизни опасности, пытаются выдать «что-то эдакое». Рисуются картины кровью (ну или еще чем-то своим), создаются театры, замешанные на полнейшем абсурде, «по-своему» интерпретируются музыкальные произведения, которые в оригинале, пожалуй, никто уже и не может прилично сыграть… Словом, мучаются люди, терзаются. Пытаются протолкнуться в будущее, на деле не разобравшись толком ни в прошлом, ни, самое главное, в настоящем.

Наш собеседник — коренной ереванец и прекрасный музыкант-тромбонист Саркис Оганесян — решил пойти иным путем, на его взгляд, более верным. Разменяв пятый десяток, он начать рисовать… здания, которых уже нет. Саркис решил запечатлеть снесенные ереванские здания такими, какими их помнит он… и, возможно, еще небольшая группа людей. В итоге родилась галерея примерно из 40 картин...

— Саркис, с чего все началось — почему Вы решили взяться за карандаш?  

 — В 1963-м году я, пятилетний, впервые стал свидетелем сноса одного из моих самых любимых зданий. Потом еще и еще… Год за годом на моих глазах разрушались родные здания, а вместо них появлялись инородные «коробки». Смотреть на это равнодушно было невозможно, но ведь и против бульдозера, как говорится, не попрешь… Последней каплей в марте 2005 стало известие о предстоящем сносе всех старых зданий в центре города. Я уже  давно живу в Ачапняке, но, узнав об этом, не выдержал — ком подкатил к горлу! — и побежал на улицу Лалаянца, чтоб увидеть свой родной дом... в последний раз.  

Долго я простоял перед своим домом. Предстоящее расставание и захлестнувшая волна воспоминаний вдруг натолкнули на мысль о том, что все это сохранится лишь в моей памяти и надо бы как-то запечатлеть эту картинку… Я достал карандаш и начал рисовать свой дом. Эта картина и стала отправной точкой в моей деятельности — я решил зарисовать все те дома, которые еще живы в моей памяти.

 — Я смотрю, на ваших рисунках изображены даже такие детали, как деревья, колодцы… Вы все это помните?

 — Ну, может быть, кое-что и не совсем точно, но я ничего не приукрашиваю. Некоторые из «моих» домов дожили до 1969 года, другие — до 1967 года, часть была снесена совсем недавно... Рисую, в основном, здания центра, хотя есть и два дома в Норке.

— Вы пользуетесь какими-то старыми фотографиями?

— Крайне редко. Говоря сегодняшним компьютерным языком, фотографии для меня представляют интерес исключительно как драйверы. Может, фрагмент какой напомнят, но дальше я уже дополняю сам. Просто переношусь мысленно в то время, фиксирую все воспоминания и уже по ним создаю или достраиваю рисунок.

  — В музее истории Еревана знают о Вашей галерее?

 — Конечно! Это мое прибежище, я знаком там со всем административным составом. И они  все меня очень хорошо знают — вплоть до охранника. Там находятся фонды моего деда. Он внес немалую лепту в становление культуры Еревана и был среди тех деятелей, которых в начале 20-х пригласили в Ереван. Это архитектор  Александр Таманян, композиторы Романос Меликян, Азат Манукян, Александр Спендиаров и мой дед — Саркис Оганесян. По профессии он был художником-карикатуристом, графиком. Начинал с агитплакатов, зарисовок, потом стал работать в детских садах, воспитывать детей. А в 1937 году  был репрессирован.

— Что Вы ставили во главу угла, создавая свою галерею?

— Необходимость зафиксировать прошлое в настоящем, дабы знать, куда идти в будущем!..

Есть, конечно, и позитивные подвижки в жизни города, но в целом-то меняется инфраструктура Еревана, его лицо! Хорошо ли это? Правильно ли?.. В других городах традиционно сохраняются и даже периодически приводятся в порядок — реставрируются и реконструируются — все старые здания. У нас же в этом направлении ничего не делается. Вместо снесенных зданий устанавливаются бетонные скелеты, а на них нашлепывается облицовка со старых зданий. Страшное слово — «новодел»!

А Северный проспект?.. Разве он задумывался таким, как этот узкий проходной  коридор? Никакого единства, сплошное нарушение архитектурных ансамблей… Колонна без антаблемента торчит где-то в небе, нечто в национальном стиле продолжает смысл с трудом начатого, а в середине —  кусок “торта” фиолетового цвета под названием «Норд».

 — А что бы Вы сделали, если бы представилась возможность распоряжаться не только карандашом и листком бумаги?

 — Изначально необходимо учесть те традиции, которые были заложены первыми архитекторами, возродившими Ереван из глинобитного города в каменный — я говорю о Меграбяне и Мирзоеве, — а потом уже пересмотреть планировку в свете того, что сделал Таманян. Далее необходимо скорейшим образом приостановить безобразное строительство города, снести всю эту страшную «лепнину» и  начать заново планомерно застраивать город 3-х — 4-х-этажными зданиями. Больше-то, как выясняется, никому и не нужно — пустуют каменные джунгли! Самое главное, необходимо возродить город-сад — с большим количеством зеленых насаждений и традиционными, родными, настоящими ереванскими улицами!

…И, возможно,  в этом деле мои рисунки сыграют не последнюю роль.

         P.S. Работы С. Оганесяна можно будет увидеть в рамках фотовыставки.
    5 июня в 15.00 в ереванском Камерном театре (пр. Маштоца, 58) откроется фотовыставка "Три грани Еревана" откроется. Выставка представляет собой своего рода триптих, где будут представлены:
1. Работы Саркиса Оганесяна — автора зарисованных по памяти картин ереванских снесенных зданий и домов.
2. Фотографии Айка Бианджяна — изуродованных зданий, фото в процессе сноса старинных домов и варварского уничтожения ереванских памятников старины.
3. Фото-зарисовки Рубена Пашиняна — подборка разного рода несуразных зданий, построенных на месте старых, глупых табличек, неграмотных вывесок и т.д.
Словом, "Ереван: 3 грани" — с чего начали и к чему пришли...
Выставка откроется 5 июня и продлится до 15-го.
Тел. для справок 077 39 13 69

К нам едет… Михалков! А также Соловьев, Шахназаров, Лозница, Азнавур, Занусси, Стелинг, Сабо…

      В начале июля в Ереване ожидается крупнейшее в регионе культурное событие — открытие X международного кинофестиваля "Золотой абрикос". О том, как будет отмечаться юбилейный киносмотр, о программе, о гостях и участниках рассказывает  президент "Золотого абрикоса", кинорежиссер Арутюн ХАЧАТРЯН.

— Не хотелось бы раскрывать всех секретов сразу — мы решили выдавать информацию "порционно" до начала фестиваля. Скажу лишь, что мы постараемся собрать в этом году в Армении всех, кто когда-либо имел отношение к нашему кинофестивалю, словом, собрать всех друзей. Кстати — на правах анонса! — скажу, что в нынешнем фестивале примут участие 15 всемирно известных режиссеров.

— Какова программа предстоящего кинофестиваля?

— Интерес к "Золотому абрикосу" растет год от года, и это не может не радовать: в 2012 году заявки на участие в фестивале представили 67 стран, а в этом году — поступило более 1100 заявок из 94 стран.

Юбилейный "Золотой абрикос" пройдет в столице с 7 по 14 июля. Конкурсные киноленты, как и прежде, будут оцениваться в четырех основных номинациях: "Игровое кино", "Документальное кино", "Армянская панорама" и "Кориз" ("Абрикосовая косточка"). В этом году жюри в номинации "Игровое кино" возглавит всемирно известный венгерский кинорежиссер Иштван Сабо, а жюри "Документального кино" — российский кинорежиссер, лауреат "Золотого абрикоса 2012" Сергей Лозница.

Кроме того, в рамках фестиваля будут представлены ставшие уже традиционными программы "Ереванские премьеры", "Ретроспективные показы" и "Дань уважения". Запланировано также проведение юбилейных программ к 110-летию великого армянского композитора Арама Хачатуряна, 75-летию кинорежиссера и народного артиста Армении Нерсеса Ованнисяна, а также к 75-летнему юбилею режиссера-документалиста Артавазда Пелешяна.

В рамках фестиваля состоится курс "Киножурналистика без границ" с участием международных экспертов и киноведов стран "Восточного партнерства". Также планируется публикация периодики "Золотого абрикоса".

— Пускай имя главного гостя кинофестиваля пока окутано тайной, но хоть пару имен из тех, кто почтит своим присутствием "Золотой абрикос", можете назвать?..

— Дело не в тайне, просто не хочется называть имен людей, с которыми еще нет окончательной договоренности. Например, уже известно, что в юбилейном кинофестивале примут участие такие знаменитые кинодеятели мирового масштаба, как Кшиштоф Зануси, Годфри Реджио и Йос Стеллинг.

В дни фестиваля армянскую столицу посетит наш любимый Шарль Азнавур для участия в церемонии открытия своей "звезды" на Аллее кинозвезд на Площади Азнавура в Ереване.

Из России ожидается "культурный десант" в лице Никиты Михалкова, Карена Шахназарова и Сергея Соловьева. Ожидаются интересные встречи, мастер-классы...

— Вы сами недавно вернулись с Каннского фестиваля, где был представлен ваш фильм "Бесконечный побег, вечное возвращение". Каковы успехи и будут ли показаны в рамках вашего кинофестиваля картины из Канн?

— Непременно. Только небольшое уточнение: мой фильм участвовал не в самом кинофестивале, а был представлен нашим Киноцентром вместе с другими работами армянских кинорежиссеров на кинорынке фестиваля.

Отдельно хотелось бы отметить дружбу "Золотого абрикоса" и Каннского фестиваля — семь лет назад мы были впервые представлены в Каннах и с тех пор удачно сотрудничаем. Периодически имеют место встречи с теми, кто когда-либо сотрудничал с "Золотым абрикосом" и намерен продолжать общение. Это и кинорежиссеры, и кинокритики, и дистрибьюторские компании, у которых мы приобретаем права на демонстрацию фильмов у нас.

В рамках Каннского фестиваля мы встречаемся и с представителями других всемирно известных киносмотров. К примеру, в августе в рамках фестиваля в Локарно будет отдельно представлена армянская программа. А с Пусанским кинофестивалем мы готовим программу в рамках нынешнего "Золотого абрикоса". И эти связи день ото дня все крепче, партнеров и друзей больше...

— "Золотой абрикос" абсолютно заслуженно может войти в книгу рекордов Гиннесса как фестиваль, умудряющийся ежегодно в течение 7 дней представлять огромное количество кинокартин в городе с одним действующим кинотеатром. Что ожидается в этом году?

— В этом году нашего полку прибыло: помимо уже известных залов кинотеатров, театров, Парка влюбленных и т.д., фильмы будут демонстрироваться и в кинозале супермаркета "Далма Гарден Мол", а также надеемся на этот раз задействовать все же и Летний зал кинотеатра "Москва". Кроме этого, благотворительным фондом "Пюник" нам предоставлена киномашина, с помощью которой фильмы будут демонстрироваться в марзах.

— А как же кинозал Дома кино?

— Там нет необходимых условий. Будет задействован лишь зал театра им.Маляна.

— Ежегодно открывая и закрывая "Золотой абрикос", вы выражаете надежду, что в следующий раз эти торжественные церемонии пройдут в Доме "Золотого абрикоса". Есть хоть какие-то подвижки в этом направлении?

— Увы, тут порадоваться нечему. Несмотря на обещания со стороны Минкульта, мэрии и т.д., "воз" и поныне там. И очень жаль, потому что за эти годы у нас собралась довольно обширная библиотека, которая может стать гордостью нашего города. Но мы и сейчас не теряем надежды и не жалуемся — дай Бог, и до этого дело дойдет.

— И напоследок, как уживаются вместе кинорежиссер Арутюн Хачатрян — весь в своих идеях и проектах, и президент кинофестиваля, периодически отбирающий время у первого?

— Очень плохо. Скажу больше — кинорежиссер Арутюн Хачатрян до глубины души обижен отношением президента "Золотого абрикоса", а порой и искренне ненавидит его! Кинорежиссер смотрит на свои фильмы как на приемных детей, не успевая зачастую сделать всего того и именно так, как он хочет. Отсутствие необходимого "воздуха", времени рождает поспешность, некоторые вещи делаются на скорую руку, из-за чего потом кинорежиссер очень сожалеет. Более того, Хачатрян — кинорежиссер гордый, принципиальный, свободный и никогда не стал бы просить, договариваться, выбивать какие-то средства, как это вынужден делать президент фестиваля.

Хотя, конечно, и кинорежиссер, и президент, и все участники, гости и зрители фестиваля обязаны поблагодарить нашего главного и неизменного спонсора "Вива-СеллМТС" в лице генерального президента Ральфа Йирикяна, без поддержки которого нам просто не обойтись, и, безусловно, наше Министерство культуры, ежегодно поддерживающее наш фестиваль. Огромное спасибо всем друзьям и участникам "Золотого абрикоса" и до встречи 7 июля!..

"Нужна культурная революция или новый Параджанов, который всех расставит по своим местам"

        "Мне сегодня довольно сложно говорить об армянском кино, о национальной культуре, да и вообще — об Армении... Лишено смысла как-либо оценивать культурное пространство, в котором не желаешь более себя видеть", — сказал в одном из предыдущих интервью известный армянский кинорежиссер Карен Геворкян. Но ужель все так трагично? Может, наоборот — где-то и закономерно?..

Говорят, в кино нет иного бога, кроме режиссера, а оператор — глаз его. О состоянии армянского кинематографа беседуем со "всевидящим оком" Юрия Ерзнкяна, Карена Геворкяна, Альберта Мкртчяна, Вигена Чалдраняна, Арутюна Хачатряна, профессором Института театра и кино, известным армянским кинооператором Рудольфом ВАТИНЯНОМ.

— Я согласен с Кареном. Сегодня активно ведутся разговоры об армянском кино, перечисляются названия новых фильмов, мелькают режиссеры — со стороны может создаться ощущение эдакого "бурного процесса", ударной стройки. Но что это за фильмы? Для кого они снимаются? Кем?.. Друзья, фильм — это не самостоятельное явление, это в первую очередь литература, театр, актер, режиссер, оператор, инфраструктура, технология... Кинотеатры, наконец. Есть все эти предпосылки сегодня?.. Увы, нет. В итоге народ не смотрит эти фильмы. Хотя бы потому, что кинотеатров нет. Так что все эти пустопорожние разговоры о кино считаю бессмысленными. Нет адресата — нет зрителя.

Кино как блюдо — у каждого режиссера есть свое любимое, и каждый старается приготовить его так, как ему больше нравится. Но сколько хочешь этот "борщ" вари — если нет вышеуказанных ингредиентов, кроме тебя никто эту стряпню есть не станет. А сегодня наш "киностол" завален по большей части именно такими "киноблюдами". Однодневками.

 — Некогда 15 республик имели свое ярко выраженное национальное кино. С развалом Союза характерные контуры национальных киношкол стали стираться. В чем причина произошедшего?

— Да, национальные кинематографические школы существовали и, более того, оплодотворяли друг друга. Ведь они были во взаимопрокатном едином пространстве. Да, был идеологический зажим, в частности запрещалось поднимать тему геноцида и т.д. Все это было. Но теперь такого нет — свобода, снимай, что хочешь. Ну так покажите мне сегодня хоть один мало-мальски внятный фильм о геноциде? Или о герое карабахской войны?.. Нет такого.

В советское время было много ограничений, многим творцам приходилось прибегать к эзоповой речи, говорить полунамекам и т.д. Но тогда хоть были правила игры. Были железные постулаты! Один из них: каждая республика должна иметь свое национальное искусство, литературу, кино, театр — словом, развивать свою нацкультуру. Даже в московские вузы — в тот же ВГИК, который я окончил, — непременно принимали трех представителей союзных республик. Ну, хоть ты тресни, но эти трое должны были быть зачислены, чтобы потом применить полученные знания во благо культуры своей республики. А сегодня есть такое? Есть деньги — есть место. Оттого и культура наша развивается по тому же принципу.

Для развития нацкультуры, которая является лицом нации, а в случае малых народов — стратегически важным фактором, я бы сказал, спасением, необходима перво-наперво политическая воля. Нужна твердая рука, твердая воля и четкое осознание потребностей нации, ее будущего. Я не ругаю власти, но и подвижек особых в этом смысле пока не вижу. Государство, прикрываясь демагогией о том, что рыночные отношения все заменят, просто

сбросило с себя эту обязанность.

— Каким вы видите выход из сложившейся ситуации?

— Раньше на этот вопрос я отвечал: надо возвращаться к истокам, к своей истории, необходимо снимать фильмы на исторические темы, дабы показать всему миру, кто мы, откуда и носителями какой культуры являемся. Но сегодняшнее кино — современное "историческое" — все мои слова дискредитировало. Снимаются картины для галочки, в них нет ничего, что могло бы встряхнуть молодого человека, "зажечь" его, заставить задуматься. В этих картинах ощущается не только чудовищная неграмотность, но и недостаток внутренней культуры создателей. Нет искры! Я уже не говорю, что фильмы на патриотические темы должны находиться в зоне повышенного внимания непосредственно самого государства, коль скоро в них затрагиваются стратегически важные вопросы, факторы нацбезопасности... Так что мы опять приходим к тому же выводу — необходима воля, политическая воля!

...Раньше наше искусство, наша культура держалась на титанах — на личностях, талантах. Они были камертонами, устанавливали планку, и все равнялись на них. Кто мог сказать о себе, что он гений, когда рядом была такая глыба как Параджанов? Свободомыслие и вседозволенность привели к усреднению всех и вся. Это как в телевидении — все снимается на среднем плане, в прямом и в переносном смыслах этого слова. Средние актеры, средний сюжет, средненький режиссер...

Прорыв в искусстве может быть или с политическим деятелем, который сделает культурную революцию во благо своей страны и народа, или же если родится второй Параджанов, расставит всех по своим местам и напомнит, что такое хорошее кино и... как следует называть сегодняшнее.

— В этом году вы были членом жюри Национальной кинопремии "Айак". Но если вы говорите, положение в кинопространстве оставляет желать лучшего, имеет ли смысл этот уровень анонсировать, да еще и подводить итоги, раздавать премии?..

— А стоит ли хвалить двоечника, который стал учиться лучше?.. Стоит поощрять его, дабы и ему самому, и окружающим стало понятно, какой уровень приемлем, к чему надо стремиться и на что равняться?.. Да, если устанавливать строгие критерии, как, скажем, в Каннах, где из пятисот фильмов выбираются двадцать самых лучших, а из них уже отбирается победитель, то у нас кинопремии, возможно, никто бы не удостоился. По той простой причине, что у нас нет необходимого количества кинопродукта, из которого можно выбрать двадцатку самых достойных... Мы же оценивали не качество произведения, а выбирали лучшее из того, что есть. Если б мы опирались на строгие критерии искусства, то был бы совсем другой разговор.

 — Да, но поощрить можно и похвальной грамотой, благодарностью, турпутевкой или ценным призом. А это все же национальная кинопремия — уровень, определяющий в национальном кино. Уровень нации...

— Я думаю, не стоит так драматизировать — мы же не "Оскара", в самом деле, вручали. Хотя и на том же "Оскаре" есть свои приоритеты, свои "тараканы". У нас свои... болячки. Нельзя судить так строго. Иначе вообще придется от всего откреститься...

— Вы почти 20 лет преподаете в Институте театра и кино. Каков ваш прогноз на предмет будущего нашего кино? Есть ли талантливые ребята?

— Да, безусловно. Если из двадцати студентов можно отобрать двоих толковых, одаренных, то это, несомненно, повод сходить в церковь и поставить свечку. Тем более что из оставшихся восемнадцати можно воспитать хороших кинокритиков, да и в целом людей, профессионально разбирающихся в кино.

Не лишена, конечно, смысла и идея "уплотнения" студенческих рядов — проведения более жесткого отбора. К примеру, в Швеции в институте Бергмана на каждый курс со всего мира отбирается всего по шесть учеников — жесточайший отбор. Ну и, соответственно, посмотрите, какой там уровень — выпускаются профессионалы высочайшего класса.

— И напоследок, пару слов о ваших творческих планах.

— Ни слов, ни планов. Я снял более тридцати фильмов — каждый раз открывал что-то новое, учась чему-то, постигая новые вершины. Сейчас таких возможностей нет, хотя и есть кино, которое мне бы хотелось снять... Когда я знаю больше, чем режиссер, когда я предугадываю каждый его шаг, мне с ним не интересно. Стало быть, я зря трачу свое время — не могу высказаться, несмотря на то что мне есть что сказать...

С другой стороны, мне интересно работать с молодыми ребятами, совсем юными режиссерами, направляя их, обучая и, возможно, принимая от них что-то новое. Дай Бог, чтобы наше сотрудничество пошло на пользу и им, и нашему кино...

Марк САГАТЕЛЯН: "Где сейчас больше настоящих ереванцев — в Ереване или в Москве?"

   В СКК состоялось торжественное празднование 20-летия армянской лиги КВН. По этому поводу в Ереван слетелись как члены всех армянских команд: начиная с "шармовцев", заканчивая "виртуозами" и "новыми армянами", так и многие гости — участники зарубежных команд. Праздник удался на славу: шутили не в бровь, а в глаз. Как говорится, не токмо ради, а на совесть. Под "шумок" нам удалось побеседовать с одним из самых популярных ереванских кавээнщиков, ныне популярным российским шоуменом Марком САГАТЕЛЯНОМ.

— Марк, прошедший концерт собрал бывших игроков и к тому же напомнил, что у нас все еще есть команды КВН, хотя и в последнее время это молодежное движение не столь активно. С чем это связано, по-твоему?

— Самая большая проблема — несомненно, языковой барьер. Мы, "новые армяне", отчасти "армянский проект", все еще шутим по-русски. После нас — уже нет. Молодое поколение попросту не владеет этим языком, куда там шутить и импровизировать. И потом мало знать язык, надо иметь какой-то литературный базис, быть в курсе о том, что происходит в этой стране — не будем забывать, что КВН, как ни крути, российская игра.

И второе, что немаловажно, все-таки в КВН тех лет основной движущей силой был энтузиазм. Не было той коммерческой составляющей, которая есть сейчас. КВН нашего времени воспринимается молодыми не как смотр веселости и находчивости, а как некий трамплин в большое ТВ, в популярность, в большие деньги.

— КВН стал путевкой в жизнь для многих ребят. Кавээнщики сегодня повсюду, но больше их, конечно, на ТВ. Многим зрителям это не нравится, звучат обвинения в непрофессионализме, серости...

— Давайте вспомним, с кого началось это движение в Армении. С команды ЕрПи "Дама пик". То есть с инженеров. Скажу больше, впоследствии у гуманитариев, игравших в эту игру, также выработались навыки оптимального, так сказать, инженерного мышления. Все это очень ценится и приветствуется на телевидении, и неудивительно, что ребята потом находят себе применения в этой сфере — более того, становятся незаменимыми. Это кажется, что шоумен — эдакий вольный шутник, болтун и балагур. Первоосновой как в КВН, так и на ТВ была и остается строгая дисциплина. Именно этому в первую очередь учит КВН. А серости и дилетантства, извините, на ТВ и так пруд пруди.

Кстати, "наши люди" не только там. На прошедшем концерте с очень смешным монологом выступил бывший кавээнщик — ныне руководитель аппарата президента Армении Виген Саркисян. Затем на сцену поднялся бывший капитан команды "Новые армяне", ныне пресс-секретарь президента Арман Сагателян... Так что умение мыслить четко, рассчитывать и оптимально использовать свои силы, как видите, ценится не только на телевидении.

Что касается критики в адрес "выпускников" КВН, хочется спросить у господ критиканов: можете назвать серьезный вуз, занимающийся подготовкой работников ТВ? Где эти университеты, которые обеспечат наше телевидение профессионалами высшего уровня, недостаток в которых, безусловно, сегодня кое-где ощущается? Есть какие-то липовые вузы, выпускающие липовых специалистов. Вот потому-то и ТВ сегодня такое же.

Извините за нескромность, но я и мои друзья по "ШАРМ"-у с 90-х выступаем на Первом канале — самом престижном телеканале как тогда, так и ныне на постсоветском пространстве. Мы смотрели, учились, перенимали — мы росли! А что происходит тут? Сплошная критика и ни капли желания учиться, самосовершенствоваться. Эти самые критиканы ничего дальше своего носа и телекамер образца 68 года не видят. Потому и пребывают не в лучшем состоянии. Вывод: надо критиковать. Всех и вся. Друзья, да вы должны быть благодарны всем тем, кто хоть как-то сдерживает несущийся отовсюду поток серости, ширпотреба — сдерживает тотальную деградацию на ТВ. Не будь наших ребят, смею вас заверить, все было бы значительно хуже и низкопошибнее.

— Сегодня очень распространено мнение, что по-армянски шутить сложно — легко скатиться в бульварщину. Однако ваши выступления — как те, что были в Ереване после триумфальных побед в 90-х, так и недавний юбилейный вечер, — свидетельствуют об обратном...

— Все дело в том, что есть бытовой юмор — на уровне телодвижений и ситуаций, и есть юмор интеллектуальный. Кстати, на прошедшем концерте я лично заметил существенную разницу между представителями нашего поколения и молодыми кавээнщиками: у них все строилось на элементах буффонады, ситуативном юморе, словом, перформансе. Мы же шутили и, слава тебе Господи, продолжаем шутить, опираясь в первую очередь на слово, остроумие, интеллект. Я считаю, лучший показатель для юмориста, когда он с абсолютно серьезным лицом выходит к зрителю, говорит что-то очень смешное, и зал выпадает в осадок. Это высший пилотаж.

— На прошедшем концерте прозвучала парочка довольно острых шуток. Вас спросили, как вы относитесь к тому, что оппозиция и полиция молятся вместе? Искрометный ответ "стариков" не заставил себя ждать: "Положительно! Мы даже слышали, что в недрах МВД уже пишется Евангелие от Владимира". Не боялись шутить тогда, не боитесь и сейчас...

— Смелость была и остается одной из основных составляющих этой игры. Но давайте вспомним, какое время было, когда мы побеждали. Зачем это делалось, какой ценой... Это было далеко не лучшее время национальной истории — без электричества, топлива, продуктов, денег. Гремела война. Настроение — соответствующее. Легендарный слоган "Мы начинаем КВН" стал органичной частью армянских реалий. А наши победы вне пределов Армении и вовсе вскружили гражданам голову.

Очень хотелось бы, чтобы молодые кавээнщики были бы более подготовленными, все же отсутствие некой информативной базы — той, что закладывается не в Гугле и Википедии, а в книжках, — очень сильно ощущается. Оттого и шутки плоские.

— В 90-х вас спросили: "Почему в Ереване так много людей?" Остроумный и гордый ответ Рубена Джагиняна был таков: "Город!.." Марк, а сегодня есть чем гордиться? Иначе говоря — сегодня город?..

— Как известно, городом называется населенный пункт, окруженный промышленным комплексом. При всей моей любви и уважении к столице, но назвать Ереван городом сегодня довольно сложно. Я уже не говорю о больших масштабах... Это мое личное мнение, пускай никто не обижается.

...Недавно на своей странице в Фейсбук я выложил шутку — в виде ответа на один из предвыборных лозунгов, — что, мол, "еще лучший Ереван — это Москва". Каково же было мое удивление, когда, не разобравшись, что к чему, на меня посыпались обвинительные комментарии. Но, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки — ужель так далека от действительности моя острота? Ведь Ереван — это не дома, памятники и скамейки, это в первую очередь люди, ереванцы! Еще лучший Ереван — это когда еще больше ереванцев. А где сейчас больше настоящих ереванцев — в Ереване или в Москве? Вот то-то и оно. Как говорит всеми нами любимый Левон Малхасян, нас осталось-то всего один-два подъезда ереванцев. Надо поменять качество людей, а потом думать о качестве скамеек!

— Ты сегодня живешь и работаешь в России. Что может убедить тебя в резонности возврата на родину?

— На сегодняшний день ни деньги, ни чины и регалии, которые мне посулят тут, не заставят меня вернуться. Это уже не тот город, в который я был влюблен. Это не наш город. Не хочу выглядеть пессимистом, но я не вижу выхода из сложившейся ситуации. Нет фундамента, на котором можно гипотетически угадать контуры будущего здания.

Единственное наше богатство — наш интеллект. Нефти нет, газа нет, природных богатств нет. Есть только интеллект, который ценится во всем мире. На нем мы можем "выехать". А где обладатели, носители этого интеллекта? Так они сами уже давно выехали. Сегодня страшным образом разбазаривается последняя надежда нашего народа — интеллектуальная составляющая. Есть, конечно, какие-то "недобитки", но и им сегодня чинятся препоны, предоставляются кошмарные условия — так что резоннее уехать... 

Ты спрашиваешь, когда я вернусь в Ереван? Когда сюда вернутся Ереванцы! Когда здесь появятся хоть какие-то предпосылки на то, что это имеет смысл сделать. Вот тогда все вернемся — и не в "еще более лучший...", а в Самый лучший: Наш Ереван. И сделаем его еще лучше!

Андрей МАКСИМОВ: “С тех пор, как вы обрели независимость, я в Армении не был. Не зовут...”

        9 мая в Армении отмечается тройной праздник — День Победы в Великой отечественной войне, день освобождения Шуши и день создания Армии обороны НКР. Многие как в Армении, так и за ее пределами делятся своими мнениями о войне, победе, смене эпох, точнее, изменении восприятия понятий “война” и “победа”... “Пока мы понимаем — что это великий Праздник, мы — люди. Мы — страна. В последние дни я убедился, сколь многое нас разделяет!” — считает писатель и телеведущий Андрей МАКСИМОВ, с которым нам удалось связаться посредством интернета.

— Я поздний ребенок, сын фронтовика. Кстати, мой отец — поэт и драматург Марк Максимов — был очень тесно связан с Арменией и любил вашу страну. Он написал сценарий знаменитого фильма о Камо “Лично известен”, переводил стихи ваших великих поэтов — таких, как Геворг Эмин и Сильва Капутикян. Так вот он прошел всю войну, большую часть которой воевал в партизанском отряде имени 13-ти под командованием Героя Советского Союза Гришина.

Всю жизнь я рос как бы в памяти войны. Для меня это не просто праздник неких людей, а праздник моего папы, его однополчан, его многочисленных друзей. Таких замечательных поэтов, как Самойлов, Левитанский, Тарковский — все они участвовали в войне. Поэтому я всегда относился к этому празднику как к личному, как к одному из праздников моей собственной жизни.

...В общем, понятно, что будет уходить поколение победителей, будет уходить поколение их детей, но я бы очень хотел, чтобы это был действительно всенародный праздник. У нас таких праздников, по поводу которых не размышляют об их смыслах, очень мало. И вот это один из них.

— Вы бывали в Армении?

— У меня с Арменией связаны абсолютно фантастические истории. Долгое время у моих родителей не было детей, и тогда Геворг Эмин и Сильва Капутикян привезли маму в Эчмиадзин, в храм Св.Рипсиме. Мама стала молиться, просить о том, чтоб у нее родился ребенок, и вдруг... упала в обморок прямо в храме. Через девять месяцев родился я.
Второе соприкосновение с Арменией произошло намного позже. У меня были очень хорошие отношения с вашим великим, на мой взгляд, театральным режиссером Рачья Капланяном, мы с ним дружили. Я несколько раз бывал в Армении в советское время.
Сегодня я читаю лекции по общению, бывал с этими лекциями в некоторых бывших республиках СССР, недавно приехал из Риги... Однако закавказские республики меня пока не приглашали. Так что я Армению очень люблю, но с тех пор, как вы обрели независимость, я в Армении не был. Не зовут...

— У каждого человека, а тем более представителя культуры, искусства, есть своя палитра цветов, свое художественное мышление. С чем у вас ассоциируется Армения?

— Скорее не ассоциируется, а вспоминается... Я — мальчик, глубокая Советская власть, и вдруг открывается дверь и приходят Сильва Капутикян, Геворг Эмин и еще какие-то люди и приносят мне, ребенку, огромное количество всяких вкусностей: апельсинов, мандаринов, помидоров... Это страна добрых, теплых людей, в чем я убедился, когда сюда попал.

— Журналист, телеведущий, драматург, режиссер, прозаик, радиоведущий, преподаватель... Нашей аудитории вы больше известны по “Дежурному по стране” и “Ночному полету”. А как вы сами-то себя определяете?

— Всю жизнь я занимаюсь очень большим количеством дел, но понятно, стоит мелькнуть на телеэкране, и все твои остальные дела становятся менее заметными для аудитории. Сегодня я делаю три программы: “Дежурный по стране с Михаилом Жванецким” на канале “Россия-1”, и на канале “Культура”: “Наблюдатель”, “Ночь в музее” — это интеллектуальная игра, которая снимается в разных музеях России и посредством которой мы в живой форме пытаемся рассказать людям историю страны.

Что касается литературы, у меня более 30 изданных книг, это для меня тоже очень важно, в скором времени должен выйти мой новый роман “Исповедь уставшего грешника” — это, можно сказать, исповедь отца сыну.

Важнейшим для меня делом является психология, которой я занялся более десяти лет назад. Я выпускаю книги по психологии общения, работаю как психологический консультант, езжу с лекциями. Это сфера деятельности становится для меня все более и более важной. Кроме этого, я преподаю в Московском институте телевидения и радио Останкино.

— У многих телезрителей канал “Культура” в первую очередь ассоциируется с вами. Однако ходят слухи, что вы собираетесь уйти на другой телеканал...

— Думаю, что на канале немало людей, которые олицетворяют собой канал “Культура” в большей степени, чем я. Уходить никуда не собираюсь. Более того, когда меня звали на другие каналы, я отказывался. Убежден, что для журналиста — честь трудиться на этом, абсолютно уникальном канале. Сейчас, когда пришло новое руководство во главе с Сергеем Шумаковым и канал стал не просто не пошлым, а еще более интересным, смотрибельным, и меня пока никто никуда не гонит — я с этого канала уходить бы не хотел. Для меня канал “Культура” — образец телевидения будущего. Вот я бы хотел, чтобы в будущем телевидение было таким, как канал “Культура”, и я думаю, что оно в конце концов таким и будет.

— Происходящее сегодня в театре можно назвать “поиском без границ”: сплошь и рядом “театральный креатив”, а ценза никакого. Как вы считаете, отношение аудитории к авангарду, к актуальному искусству является индикатором готовности к инновациям?

— Я вспоминаю спектакль “Последний учитель”, представленный театром Капланяна в Москве. Помню, после спектакля меня душили слезы. Это впечатление мне не забыть никогда, равно как игру вашего выдающегося актера Владимира Мсряна, правда, в других работах этого театра. А самое главное, то ощущение, когда у тебя меняется жизнь — посмотрел спектакль, и все иначе. Это для меня чрезвычайно дорого. А вот многие сегодняшние режиссеры делают спектакли, не имея этого ощущения. И мне кажется, это неправильно. Когда я ставлю свой спектакль, или вот сейчас Роман Виктюк поставил мою пьесу — мне всегда важно, чтобы она действовала на зрителей эмоционально, а не только через мозги. Чтобы зритель не думал, актуально это или нет, смел я или нет, а чтоб он плакал. Плакал и смеялся.

Мне кажется, театр — это когда воздействует на душу, а не на гражданское самосознание человека. На это тоже надо воздействовать, но, думаю, не театром.

— Вы являетесь руководителем курса в Московском институте телевидения и радио Останкино. Вспоминается фраза Сергея Бунтмана, заместителя главреда на “Эхо Москвы”, сформулировавшего потрясающий принцип, как вы пишете в одном интервью, и которого всегда придерживаетесь: “Нельзя приглашать людей, которым ты не можешь пожать руку”. Есть еще каноны, которым вы следуете? Чего избегаете?

— Самый главный канон, которому, мне кажется, должен следовать журналист, делающий интервью, — есть ли у тебя к этому человеку вопросы. Помню, когда я только начинал делать “Ночной полет”, пришел к тогдашнему своему руководителю, Анатолию Григорьевичу Малкину, и с порога гордо заявил, что хочу пригласить Филиппа Киркорова. Малкин ответил: “Ради Бога, но о чем ты его будешь спрашивать?” Поразмыслив, я понял, что у меня к Киркорову вопросов нет. Я просто хотел его позвать, потому что он знаменитость, и, соответственно, у программы будет большой рейтинг. Это для меня стало таким уроком.

Что касается того, кого и чего я избегаю, то мне неинтересны некоторые политики, которые на протяжении многих лет при разных руководителях государства говорят одно и то же. В свое время я участвовал в каком-то политическом ток-шоу на канале “Россия” и спросил у Жириновского, на что он потратил жизнь. Этот вопрос вызвал такую бурю у него, он так начал орать — видимо, я попал кое-куда в очень больное место...

— Всем известно ваше чувство юмора, так что напоследок несколько шутливый вопрос от читателей: что может заставить вас побриться налысо и сбрить бороду? 

— Насчет бритья не могу представить себе такой ситуации, потому что когда человек много лет ходит с бородой, то для него сбрить бороду значит раздеться. Контрвопрос: что может заставить задавшего этот вопрос выйти голым на улицу? Хотя чем старше я становлюсь, тем мне кажется нелепей седой человек с длинными волосами. Но я уже привык к этому имиджу... 

Мариам ДАВТЯН: "Я всегда мечтаю о новом полете..."

     В концертном зале имени А.Хачатуряна состоялась II церемония вручения Национальной кинопремии "Айак". Специального приза Минкультуры удостоился автор фильма "Глас молчания" Виген Чалдранян. Эта картина, недавно представленная в кинотеатре "Москва", уже успела заслужить весьма неоднозначные зрительские отзывы — правда, оценки спорщиков на сей раз справедливо разделились на "хорошо" и "превосходно". "Айак" расставил все точки над i. Лучшей актрисой была признана исполнительница главной роли в картине — хорошо известная зрителю по нашумевшей в 90-х "Хатабаладе", ранее по постановкам в театре "Метро" и многим другим — актриса Мариам ДАВТЯН.

— Сегодня мне кажется очень наивным и неосознанным все, что я делала в те далекие годы. Быть может, двадцать лет спустя я так же выскажусь и о сегодняшнем дне, а если нет, то это будет означать, что я остановилась в своем развитии. Не дай Бог... Я с радостью и с ностальгией вспоминаю те времена. Когда тебе двадцать лет, кажется, что все, что с тобой происходит — так оно должно и быть, и ты не задумываешься о том, что может быть иначе. Ты не жалеешь время, стоишь в начале актерской карьеры... Сегодня время для меня бесценно. Изменилось, а скорее сформировалось отношение к профессии. Неизменно одно, я всегда мечтала и мечтаю о новом "полете".

— Ну и как театральной актрисе работалось в новом "кинополете"?

— Для начала скажу, что для меня работа над ролью и, в общем, игра в театре или в кино — это некое ирреальное пространство, где мне очень комфортно находиться. Для меня это как полет на другую планету, и чем убедительнее и родственнее эта ирреальность, тем более впечатляющим будет полет. А убеждения и чувство родственной души, видимо, сформировались со временем. Попробую подразделить виды образов, которые, как мне кажется, являются отходными для актера, во всяком случае для меня. Это в первую очередь актер-человек, где я могу выплеснуть все накопившееся, наболевшее, недосказанное... это актер-гражданин, где определяется национальная принадлежность. Актер-профессия, это те роли, где актер набирается мастерства. И, конечно же, в моем случае актер-женщина. Именно тогда, когда соединяются воедино все, я чувствую настоящее актерское счастье. Вот и работа над этой ролью восполнило мою неугомонную актерскую душу, за что я безгранично благодарна Вигену Чалдраняну. За этот нелегкий, но увлекательный полет, в котором я участвовала.

— Что общего между Мариам Давтян и Джиджи из фильма?

— Общее — это душа, та самая родственная душа, с которой мне посчастливилось встретиться. Таким, как Джиджи, нет места, к моему большому сожалению, в нашем обществе. Но то, что произошла некая переоценка ценностей после этой "встречи" — однозначно. Ведь образ заставляет смотреть на мир своими глазами и это непременно оставляет след в твоей и душе, и жизни.

— Ты актриса театра имени Сундукяна, также играешь в антрепризных постановках. Что ближе?

— Я, безусловно, сторонница репертуарного театра. Я люблю театр — его запах, коридоры, людей разных профессий, работающих там... Мне уютно и комфортно в театре. Все началось в детстве, в театре-студии под руководством Рубена Туманяна при эстетическом центре Генриха Игитяна, где я влюбилась в театр раз и навсегда. Что же касается "планки", естественно, ее задавал и должен задавать репертуарный театр.

— Что изменилось в нашем зрителе?

— Изменился не только зритель, изменилось население в целом, люди, лица, ценности, вкусы, и не только у нас — на всей планете. Но честь и хвала тем людям искусства, которые, пройдя тяготы и лишения последних лет, остались верны себе, сохранили театры нашей страны, продолжали снимать фильмы несмотря ни на что... Это в лишний раз доказывает, что надо идти вперед и думать о новых методах, которые приведут к расцвету искусства и культуры в целом.

За все эти годы, естественно, зритель трансформировался, и как ни печально, не в лучшую сторону. Спрашивается, до духовной ли пищи среднестатистическому зрителю, голова которого по большей части занята мыслями о том, как прокормить семью? Я отвечаю, да! Просто у него нет времени задуматься об этом. Мы все переживаем некий духовный кризис. Хоть это и прозвучит наивно, но я верю, что настанет период процветания. Это вопрос времени, желания и методов. На самом деле ремиссия уже началась — процесс идет. Просто мы еще в самом начале пути...

— Каково твое отношение к телеформату?

— Телевидение — наиэффективнейший рупор, сильнейшее средство пропаганды. Пора взяться за ум — пришло время перемен. Насколько я знаю, есть некие законы для телеканалов. Но они неэффективны. Поэтому должны быть установлены правила, цензура, причем для всех телеканалов, независимо является ли он государственным или частным. Я сторонница жестких методов — нужна именно культурная диктатура. Да, это болезненно, но зато эффективно.

— Окажись ты в 80-х, что бы попыталась исправить?

— Ничего! У меня было очень счастливое детство, а также рождение моей дочки. Единственное, о чем я сожалею, что не родила еще детей. Увы, осознание важности этого приходит с возрастом... Повторить — нет, но оказаться в прошлом и побыть немножко маленькой девочкой иногда очень хочется.

— Напоследок, поделишься формулой счастья?

— Величайшее счастье — быть вместе с родными, видеть их здоровыми и счастливыми. И заниматься своим любимым делом.