Марк САГАТЕЛЯН: "Где сейчас больше настоящих ереванцев — в Ереване или в Москве?"

   В СКК состоялось торжественное празднование 20-летия армянской лиги КВН. По этому поводу в Ереван слетелись как члены всех армянских команд: начиная с "шармовцев", заканчивая "виртуозами" и "новыми армянами", так и многие гости — участники зарубежных команд. Праздник удался на славу: шутили не в бровь, а в глаз. Как говорится, не токмо ради, а на совесть. Под "шумок" нам удалось побеседовать с одним из самых популярных ереванских кавээнщиков, ныне популярным российским шоуменом Марком САГАТЕЛЯНОМ.

— Марк, прошедший концерт собрал бывших игроков и к тому же напомнил, что у нас все еще есть команды КВН, хотя и в последнее время это молодежное движение не столь активно. С чем это связано, по-твоему?

— Самая большая проблема — несомненно, языковой барьер. Мы, "новые армяне", отчасти "армянский проект", все еще шутим по-русски. После нас — уже нет. Молодое поколение попросту не владеет этим языком, куда там шутить и импровизировать. И потом мало знать язык, надо иметь какой-то литературный базис, быть в курсе о том, что происходит в этой стране — не будем забывать, что КВН, как ни крути, российская игра.

И второе, что немаловажно, все-таки в КВН тех лет основной движущей силой был энтузиазм. Не было той коммерческой составляющей, которая есть сейчас. КВН нашего времени воспринимается молодыми не как смотр веселости и находчивости, а как некий трамплин в большое ТВ, в популярность, в большие деньги.

— КВН стал путевкой в жизнь для многих ребят. Кавээнщики сегодня повсюду, но больше их, конечно, на ТВ. Многим зрителям это не нравится, звучат обвинения в непрофессионализме, серости...

— Давайте вспомним, с кого началось это движение в Армении. С команды ЕрПи "Дама пик". То есть с инженеров. Скажу больше, впоследствии у гуманитариев, игравших в эту игру, также выработались навыки оптимального, так сказать, инженерного мышления. Все это очень ценится и приветствуется на телевидении, и неудивительно, что ребята потом находят себе применения в этой сфере — более того, становятся незаменимыми. Это кажется, что шоумен — эдакий вольный шутник, болтун и балагур. Первоосновой как в КВН, так и на ТВ была и остается строгая дисциплина. Именно этому в первую очередь учит КВН. А серости и дилетантства, извините, на ТВ и так пруд пруди.

Кстати, "наши люди" не только там. На прошедшем концерте с очень смешным монологом выступил бывший кавээнщик — ныне руководитель аппарата президента Армении Виген Саркисян. Затем на сцену поднялся бывший капитан команды "Новые армяне", ныне пресс-секретарь президента Арман Сагателян... Так что умение мыслить четко, рассчитывать и оптимально использовать свои силы, как видите, ценится не только на телевидении.

Что касается критики в адрес "выпускников" КВН, хочется спросить у господ критиканов: можете назвать серьезный вуз, занимающийся подготовкой работников ТВ? Где эти университеты, которые обеспечат наше телевидение профессионалами высшего уровня, недостаток в которых, безусловно, сегодня кое-где ощущается? Есть какие-то липовые вузы, выпускающие липовых специалистов. Вот потому-то и ТВ сегодня такое же.

Извините за нескромность, но я и мои друзья по "ШАРМ"-у с 90-х выступаем на Первом канале — самом престижном телеканале как тогда, так и ныне на постсоветском пространстве. Мы смотрели, учились, перенимали — мы росли! А что происходит тут? Сплошная критика и ни капли желания учиться, самосовершенствоваться. Эти самые критиканы ничего дальше своего носа и телекамер образца 68 года не видят. Потому и пребывают не в лучшем состоянии. Вывод: надо критиковать. Всех и вся. Друзья, да вы должны быть благодарны всем тем, кто хоть как-то сдерживает несущийся отовсюду поток серости, ширпотреба — сдерживает тотальную деградацию на ТВ. Не будь наших ребят, смею вас заверить, все было бы значительно хуже и низкопошибнее.

— Сегодня очень распространено мнение, что по-армянски шутить сложно — легко скатиться в бульварщину. Однако ваши выступления — как те, что были в Ереване после триумфальных побед в 90-х, так и недавний юбилейный вечер, — свидетельствуют об обратном...

— Все дело в том, что есть бытовой юмор — на уровне телодвижений и ситуаций, и есть юмор интеллектуальный. Кстати, на прошедшем концерте я лично заметил существенную разницу между представителями нашего поколения и молодыми кавээнщиками: у них все строилось на элементах буффонады, ситуативном юморе, словом, перформансе. Мы же шутили и, слава тебе Господи, продолжаем шутить, опираясь в первую очередь на слово, остроумие, интеллект. Я считаю, лучший показатель для юмориста, когда он с абсолютно серьезным лицом выходит к зрителю, говорит что-то очень смешное, и зал выпадает в осадок. Это высший пилотаж.

— На прошедшем концерте прозвучала парочка довольно острых шуток. Вас спросили, как вы относитесь к тому, что оппозиция и полиция молятся вместе? Искрометный ответ "стариков" не заставил себя ждать: "Положительно! Мы даже слышали, что в недрах МВД уже пишется Евангелие от Владимира". Не боялись шутить тогда, не боитесь и сейчас...

— Смелость была и остается одной из основных составляющих этой игры. Но давайте вспомним, какое время было, когда мы побеждали. Зачем это делалось, какой ценой... Это было далеко не лучшее время национальной истории — без электричества, топлива, продуктов, денег. Гремела война. Настроение — соответствующее. Легендарный слоган "Мы начинаем КВН" стал органичной частью армянских реалий. А наши победы вне пределов Армении и вовсе вскружили гражданам голову.

Очень хотелось бы, чтобы молодые кавээнщики были бы более подготовленными, все же отсутствие некой информативной базы — той, что закладывается не в Гугле и Википедии, а в книжках, — очень сильно ощущается. Оттого и шутки плоские.

— В 90-х вас спросили: "Почему в Ереване так много людей?" Остроумный и гордый ответ Рубена Джагиняна был таков: "Город!.." Марк, а сегодня есть чем гордиться? Иначе говоря — сегодня город?..

— Как известно, городом называется населенный пункт, окруженный промышленным комплексом. При всей моей любви и уважении к столице, но назвать Ереван городом сегодня довольно сложно. Я уже не говорю о больших масштабах... Это мое личное мнение, пускай никто не обижается.

...Недавно на своей странице в Фейсбук я выложил шутку — в виде ответа на один из предвыборных лозунгов, — что, мол, "еще лучший Ереван — это Москва". Каково же было мое удивление, когда, не разобравшись, что к чему, на меня посыпались обвинительные комментарии. Но, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки — ужель так далека от действительности моя острота? Ведь Ереван — это не дома, памятники и скамейки, это в первую очередь люди, ереванцы! Еще лучший Ереван — это когда еще больше ереванцев. А где сейчас больше настоящих ереванцев — в Ереване или в Москве? Вот то-то и оно. Как говорит всеми нами любимый Левон Малхасян, нас осталось-то всего один-два подъезда ереванцев. Надо поменять качество людей, а потом думать о качестве скамеек!

— Ты сегодня живешь и работаешь в России. Что может убедить тебя в резонности возврата на родину?

— На сегодняшний день ни деньги, ни чины и регалии, которые мне посулят тут, не заставят меня вернуться. Это уже не тот город, в который я был влюблен. Это не наш город. Не хочу выглядеть пессимистом, но я не вижу выхода из сложившейся ситуации. Нет фундамента, на котором можно гипотетически угадать контуры будущего здания.

Единственное наше богатство — наш интеллект. Нефти нет, газа нет, природных богатств нет. Есть только интеллект, который ценится во всем мире. На нем мы можем "выехать". А где обладатели, носители этого интеллекта? Так они сами уже давно выехали. Сегодня страшным образом разбазаривается последняя надежда нашего народа — интеллектуальная составляющая. Есть, конечно, какие-то "недобитки", но и им сегодня чинятся препоны, предоставляются кошмарные условия — так что резоннее уехать... 

Ты спрашиваешь, когда я вернусь в Ереван? Когда сюда вернутся Ереванцы! Когда здесь появятся хоть какие-то предпосылки на то, что это имеет смысл сделать. Вот тогда все вернемся — и не в "еще более лучший...", а в Самый лучший: Наш Ереван. И сделаем его еще лучше!

Андрей МАКСИМОВ: “С тех пор, как вы обрели независимость, я в Армении не был. Не зовут...”

        9 мая в Армении отмечается тройной праздник — День Победы в Великой отечественной войне, день освобождения Шуши и день создания Армии обороны НКР. Многие как в Армении, так и за ее пределами делятся своими мнениями о войне, победе, смене эпох, точнее, изменении восприятия понятий “война” и “победа”... “Пока мы понимаем — что это великий Праздник, мы — люди. Мы — страна. В последние дни я убедился, сколь многое нас разделяет!” — считает писатель и телеведущий Андрей МАКСИМОВ, с которым нам удалось связаться посредством интернета.

— Я поздний ребенок, сын фронтовика. Кстати, мой отец — поэт и драматург Марк Максимов — был очень тесно связан с Арменией и любил вашу страну. Он написал сценарий знаменитого фильма о Камо “Лично известен”, переводил стихи ваших великих поэтов — таких, как Геворг Эмин и Сильва Капутикян. Так вот он прошел всю войну, большую часть которой воевал в партизанском отряде имени 13-ти под командованием Героя Советского Союза Гришина.

Всю жизнь я рос как бы в памяти войны. Для меня это не просто праздник неких людей, а праздник моего папы, его однополчан, его многочисленных друзей. Таких замечательных поэтов, как Самойлов, Левитанский, Тарковский — все они участвовали в войне. Поэтому я всегда относился к этому празднику как к личному, как к одному из праздников моей собственной жизни.

...В общем, понятно, что будет уходить поколение победителей, будет уходить поколение их детей, но я бы очень хотел, чтобы это был действительно всенародный праздник. У нас таких праздников, по поводу которых не размышляют об их смыслах, очень мало. И вот это один из них.

— Вы бывали в Армении?

— У меня с Арменией связаны абсолютно фантастические истории. Долгое время у моих родителей не было детей, и тогда Геворг Эмин и Сильва Капутикян привезли маму в Эчмиадзин, в храм Св.Рипсиме. Мама стала молиться, просить о том, чтоб у нее родился ребенок, и вдруг... упала в обморок прямо в храме. Через девять месяцев родился я.
Второе соприкосновение с Арменией произошло намного позже. У меня были очень хорошие отношения с вашим великим, на мой взгляд, театральным режиссером Рачья Капланяном, мы с ним дружили. Я несколько раз бывал в Армении в советское время.
Сегодня я читаю лекции по общению, бывал с этими лекциями в некоторых бывших республиках СССР, недавно приехал из Риги... Однако закавказские республики меня пока не приглашали. Так что я Армению очень люблю, но с тех пор, как вы обрели независимость, я в Армении не был. Не зовут...

— У каждого человека, а тем более представителя культуры, искусства, есть своя палитра цветов, свое художественное мышление. С чем у вас ассоциируется Армения?

— Скорее не ассоциируется, а вспоминается... Я — мальчик, глубокая Советская власть, и вдруг открывается дверь и приходят Сильва Капутикян, Геворг Эмин и еще какие-то люди и приносят мне, ребенку, огромное количество всяких вкусностей: апельсинов, мандаринов, помидоров... Это страна добрых, теплых людей, в чем я убедился, когда сюда попал.

— Журналист, телеведущий, драматург, режиссер, прозаик, радиоведущий, преподаватель... Нашей аудитории вы больше известны по “Дежурному по стране” и “Ночному полету”. А как вы сами-то себя определяете?

— Всю жизнь я занимаюсь очень большим количеством дел, но понятно, стоит мелькнуть на телеэкране, и все твои остальные дела становятся менее заметными для аудитории. Сегодня я делаю три программы: “Дежурный по стране с Михаилом Жванецким” на канале “Россия-1”, и на канале “Культура”: “Наблюдатель”, “Ночь в музее” — это интеллектуальная игра, которая снимается в разных музеях России и посредством которой мы в живой форме пытаемся рассказать людям историю страны.

Что касается литературы, у меня более 30 изданных книг, это для меня тоже очень важно, в скором времени должен выйти мой новый роман “Исповедь уставшего грешника” — это, можно сказать, исповедь отца сыну.

Важнейшим для меня делом является психология, которой я занялся более десяти лет назад. Я выпускаю книги по психологии общения, работаю как психологический консультант, езжу с лекциями. Это сфера деятельности становится для меня все более и более важной. Кроме этого, я преподаю в Московском институте телевидения и радио Останкино.

— У многих телезрителей канал “Культура” в первую очередь ассоциируется с вами. Однако ходят слухи, что вы собираетесь уйти на другой телеканал...

— Думаю, что на канале немало людей, которые олицетворяют собой канал “Культура” в большей степени, чем я. Уходить никуда не собираюсь. Более того, когда меня звали на другие каналы, я отказывался. Убежден, что для журналиста — честь трудиться на этом, абсолютно уникальном канале. Сейчас, когда пришло новое руководство во главе с Сергеем Шумаковым и канал стал не просто не пошлым, а еще более интересным, смотрибельным, и меня пока никто никуда не гонит — я с этого канала уходить бы не хотел. Для меня канал “Культура” — образец телевидения будущего. Вот я бы хотел, чтобы в будущем телевидение было таким, как канал “Культура”, и я думаю, что оно в конце концов таким и будет.

— Происходящее сегодня в театре можно назвать “поиском без границ”: сплошь и рядом “театральный креатив”, а ценза никакого. Как вы считаете, отношение аудитории к авангарду, к актуальному искусству является индикатором готовности к инновациям?

— Я вспоминаю спектакль “Последний учитель”, представленный театром Капланяна в Москве. Помню, после спектакля меня душили слезы. Это впечатление мне не забыть никогда, равно как игру вашего выдающегося актера Владимира Мсряна, правда, в других работах этого театра. А самое главное, то ощущение, когда у тебя меняется жизнь — посмотрел спектакль, и все иначе. Это для меня чрезвычайно дорого. А вот многие сегодняшние режиссеры делают спектакли, не имея этого ощущения. И мне кажется, это неправильно. Когда я ставлю свой спектакль, или вот сейчас Роман Виктюк поставил мою пьесу — мне всегда важно, чтобы она действовала на зрителей эмоционально, а не только через мозги. Чтобы зритель не думал, актуально это или нет, смел я или нет, а чтоб он плакал. Плакал и смеялся.

Мне кажется, театр — это когда воздействует на душу, а не на гражданское самосознание человека. На это тоже надо воздействовать, но, думаю, не театром.

— Вы являетесь руководителем курса в Московском институте телевидения и радио Останкино. Вспоминается фраза Сергея Бунтмана, заместителя главреда на “Эхо Москвы”, сформулировавшего потрясающий принцип, как вы пишете в одном интервью, и которого всегда придерживаетесь: “Нельзя приглашать людей, которым ты не можешь пожать руку”. Есть еще каноны, которым вы следуете? Чего избегаете?

— Самый главный канон, которому, мне кажется, должен следовать журналист, делающий интервью, — есть ли у тебя к этому человеку вопросы. Помню, когда я только начинал делать “Ночной полет”, пришел к тогдашнему своему руководителю, Анатолию Григорьевичу Малкину, и с порога гордо заявил, что хочу пригласить Филиппа Киркорова. Малкин ответил: “Ради Бога, но о чем ты его будешь спрашивать?” Поразмыслив, я понял, что у меня к Киркорову вопросов нет. Я просто хотел его позвать, потому что он знаменитость, и, соответственно, у программы будет большой рейтинг. Это для меня стало таким уроком.

Что касается того, кого и чего я избегаю, то мне неинтересны некоторые политики, которые на протяжении многих лет при разных руководителях государства говорят одно и то же. В свое время я участвовал в каком-то политическом ток-шоу на канале “Россия” и спросил у Жириновского, на что он потратил жизнь. Этот вопрос вызвал такую бурю у него, он так начал орать — видимо, я попал кое-куда в очень больное место...

— Всем известно ваше чувство юмора, так что напоследок несколько шутливый вопрос от читателей: что может заставить вас побриться налысо и сбрить бороду? 

— Насчет бритья не могу представить себе такой ситуации, потому что когда человек много лет ходит с бородой, то для него сбрить бороду значит раздеться. Контрвопрос: что может заставить задавшего этот вопрос выйти голым на улицу? Хотя чем старше я становлюсь, тем мне кажется нелепей седой человек с длинными волосами. Но я уже привык к этому имиджу... 

Мариам ДАВТЯН: "Я всегда мечтаю о новом полете..."

     В концертном зале имени А.Хачатуряна состоялась II церемония вручения Национальной кинопремии "Айак". Специального приза Минкультуры удостоился автор фильма "Глас молчания" Виген Чалдранян. Эта картина, недавно представленная в кинотеатре "Москва", уже успела заслужить весьма неоднозначные зрительские отзывы — правда, оценки спорщиков на сей раз справедливо разделились на "хорошо" и "превосходно". "Айак" расставил все точки над i. Лучшей актрисой была признана исполнительница главной роли в картине — хорошо известная зрителю по нашумевшей в 90-х "Хатабаладе", ранее по постановкам в театре "Метро" и многим другим — актриса Мариам ДАВТЯН.

— Сегодня мне кажется очень наивным и неосознанным все, что я делала в те далекие годы. Быть может, двадцать лет спустя я так же выскажусь и о сегодняшнем дне, а если нет, то это будет означать, что я остановилась в своем развитии. Не дай Бог... Я с радостью и с ностальгией вспоминаю те времена. Когда тебе двадцать лет, кажется, что все, что с тобой происходит — так оно должно и быть, и ты не задумываешься о том, что может быть иначе. Ты не жалеешь время, стоишь в начале актерской карьеры... Сегодня время для меня бесценно. Изменилось, а скорее сформировалось отношение к профессии. Неизменно одно, я всегда мечтала и мечтаю о новом "полете".

— Ну и как театральной актрисе работалось в новом "кинополете"?

— Для начала скажу, что для меня работа над ролью и, в общем, игра в театре или в кино — это некое ирреальное пространство, где мне очень комфортно находиться. Для меня это как полет на другую планету, и чем убедительнее и родственнее эта ирреальность, тем более впечатляющим будет полет. А убеждения и чувство родственной души, видимо, сформировались со временем. Попробую подразделить виды образов, которые, как мне кажется, являются отходными для актера, во всяком случае для меня. Это в первую очередь актер-человек, где я могу выплеснуть все накопившееся, наболевшее, недосказанное... это актер-гражданин, где определяется национальная принадлежность. Актер-профессия, это те роли, где актер набирается мастерства. И, конечно же, в моем случае актер-женщина. Именно тогда, когда соединяются воедино все, я чувствую настоящее актерское счастье. Вот и работа над этой ролью восполнило мою неугомонную актерскую душу, за что я безгранично благодарна Вигену Чалдраняну. За этот нелегкий, но увлекательный полет, в котором я участвовала.

— Что общего между Мариам Давтян и Джиджи из фильма?

— Общее — это душа, та самая родственная душа, с которой мне посчастливилось встретиться. Таким, как Джиджи, нет места, к моему большому сожалению, в нашем обществе. Но то, что произошла некая переоценка ценностей после этой "встречи" — однозначно. Ведь образ заставляет смотреть на мир своими глазами и это непременно оставляет след в твоей и душе, и жизни.

— Ты актриса театра имени Сундукяна, также играешь в антрепризных постановках. Что ближе?

— Я, безусловно, сторонница репертуарного театра. Я люблю театр — его запах, коридоры, людей разных профессий, работающих там... Мне уютно и комфортно в театре. Все началось в детстве, в театре-студии под руководством Рубена Туманяна при эстетическом центре Генриха Игитяна, где я влюбилась в театр раз и навсегда. Что же касается "планки", естественно, ее задавал и должен задавать репертуарный театр.

— Что изменилось в нашем зрителе?

— Изменился не только зритель, изменилось население в целом, люди, лица, ценности, вкусы, и не только у нас — на всей планете. Но честь и хвала тем людям искусства, которые, пройдя тяготы и лишения последних лет, остались верны себе, сохранили театры нашей страны, продолжали снимать фильмы несмотря ни на что... Это в лишний раз доказывает, что надо идти вперед и думать о новых методах, которые приведут к расцвету искусства и культуры в целом.

За все эти годы, естественно, зритель трансформировался, и как ни печально, не в лучшую сторону. Спрашивается, до духовной ли пищи среднестатистическому зрителю, голова которого по большей части занята мыслями о том, как прокормить семью? Я отвечаю, да! Просто у него нет времени задуматься об этом. Мы все переживаем некий духовный кризис. Хоть это и прозвучит наивно, но я верю, что настанет период процветания. Это вопрос времени, желания и методов. На самом деле ремиссия уже началась — процесс идет. Просто мы еще в самом начале пути...

— Каково твое отношение к телеформату?

— Телевидение — наиэффективнейший рупор, сильнейшее средство пропаганды. Пора взяться за ум — пришло время перемен. Насколько я знаю, есть некие законы для телеканалов. Но они неэффективны. Поэтому должны быть установлены правила, цензура, причем для всех телеканалов, независимо является ли он государственным или частным. Я сторонница жестких методов — нужна именно культурная диктатура. Да, это болезненно, но зато эффективно.

— Окажись ты в 80-х, что бы попыталась исправить?

— Ничего! У меня было очень счастливое детство, а также рождение моей дочки. Единственное, о чем я сожалею, что не родила еще детей. Увы, осознание важности этого приходит с возрастом... Повторить — нет, но оказаться в прошлом и побыть немножко маленькой девочкой иногда очень хочется.

— Напоследок, поделишься формулой счастья?

— Величайшее счастье — быть вместе с родными, видеть их здоровыми и счастливыми. И заниматься своим любимым делом.

Эдуард ПАШИНЯН: "В школе вам объясняли, чего делать нельзя, я же буду учить тому, что можно"

       24 апреля профессору Ереванской госконсерватории, заслуженному деятелю искусств Армении композитору Эдуарду Рубеновичу ПАШИНЯНУ исполнилось бы 90 лет. 29 апреля в Доме Москвы состоится вечер памяти: в исполнении учеников музшколы им.Спендиаряна прозвучат произведения автора из альбома "От простого к сложному", своими воспоминаниями об Эдуарде Рубеновиче поделятся его ученики и коллеги. С некоторыми из них нам удалось побеседовать заранее.

Арам САТЯН, композитор:

— Очень важно в начале пути встретить настоящего педагога, которого будешь уважать, любить, ценить. Мне, как и всем студентам Пашиняна, в этом отношении очень повезло. У Эдуарда Рубеновича было редкое умение совмещать строгость и доброжелательность. Это заставляло нас быть более ответственными. Позже его умения (в какой-то мере) "по наследству" перешли к нам — его ученикам.

Студенты Пашиняна всегда выделялись — школа и "выправка" были видны сразу. Мы были намного подкованнее своих сокурсников, потому как не быть таковыми, являясь учениками Пашиняна, попросту не представлялось возможным. Даже самый ленивый и, возможно, не особо одаренный студент через энное время "расцветал" на глазах, преображался. Помнится, какой-то период мы активно "подрабатывали": решали задачки за других студентов, а их гоняли за сигаретами. Мы решали — они бегали. Все были довольны до тех пор, пока нас не вычислил Пашинян и разыграл. Совершенно серьезно он вдруг заявил: "Ребята, а где моя доля?.." Видя наше недоумение, пояснил: "Вы, пользуясь полученными от меня знаниями, зарабатываете. А мне что же — ничего? Непорядок..."

Вообще надо сказать, чувство юмора у Пашиняна было отменным. Его лекции порой сопровождались нашим гомерическим хохотом. Что самое главное, он умел вовремя, остро и точно пошутить, разыграть, при этом не задев никого, не обидев, не унизив.

...Он любил повторять: "В музыкальной школе вам семь лет объясняли, чего в музыке делать нельзя — я же буду учить вас тому, что можно. Пробуйте, дерзайте!"

Мартин ВАРТАЗАРЯН, композитор:

— Есть люди, встреча с которыми превращается в праздник и остается с тобой навсегда. Это особенный дар людей, которые сами пережили немало — пламя войны, горечь потери, — но сумели сохранить внутреннюю доброту, теплоту и любовь к ближнему. Таким был Эдуард Пашинян. Мне посчастливилось быть его учеником, а позже — коллегой.

Даже когда он отстаивал свою точку зрения, порой не совсем обычную, он делал это с улыбкой, ничуть не унижая ни оппонента, ни того, что тот говорит. Но отстаивать свое он умел! Его лекции в консерватории превращались в разговор профессиональных людей, после которых каждый из нас чувствовал себя чуточку умнее, чем был на самом деле. Светлая память...

Михаил КОКЖАЕВ, композитор:

— Человек-легенда, корифей армянского музыкознания — той его части, которая относится к фундаментальным основам музыкальной теоретической науки. Его вклад в музыкальную теорию, и не только относимую к национальному искусству, неоценим: созданные  им учебники полифонии и гармонии представляют собой образцы учебных пособий для высшей школы музыки самого высокого достоинства. Если же вспомнить, что в мировой музыкальной педагогической практике за всю историю становления образовательного процесса было создано не более десятка достойных учебников музыкальной гармонии и полифонии, то Армения может гордиться самим фактом существования этих пособий, созданных волей и талантом армянского музыковеда.

Однако наследие Эдуарда Рубеновича Пашиняна затрагивает значительно более широкие горизонты музыкальной науки: его музыкальная теория — "Суперладовая система" — является несомненным прорывом в фундаментальной музыкальной науке. По сути, это выход на тот уровень познания, который является аналогом нанотехнологий, причем в наклонении, способном описать как художественные явления фольклорных жанров, так и креативность композиторского творчества.

Пожалуй, исследования в этих чрезвычайно сложных областях музыкальной теории подвластны только человеку одинаково глубоко вникающего в сущностные характеристики музыкальной материи и тонко воспринимающего чувственность музыкального потока. Именно таким человеком — творцом и мыслителем, был Эдуард Рубенович Пашинян!

Рузанна СТЕПАНЯН, музыковед:

— Он был категоричен и требователен по отношению к работе — будь то композиция, научная или педагогическая работа — ко всем и в первую очередь к себе самому. Но к студентам — особо! "Если вы не можете делать что-либо в этой области, значит, выбрали не свою профессию, — говорил он и в шутку добавлял. — Кстати, химический техникум тут за углом, никогда не поздно исправиться..."

...Мы учились в трудные для Армении годы: без света, без тепла, на занятия шли пешком. Но никто из нас и представить не мог, что можно опоздать на занятия Эдуарда Рубеновича или же явиться без выполненного домашнего задания. Эдуард Рубенович, как говорится, выжимал из нас все соки. Дисциплина была строжайшая. "Профессионализм начинается с дисциплины", — любил он повторять.

Занятия проходили очень насыщенно и интересно. Ни одной свободной секунды. Но как только он замечал, что студенты подустали, рассказывал какую-то занимательную историю или играл шуточную мелодию, и только после этого продолжал урок. Ученики были влюблены в него. Всегда внимательный к окружающим, чуткий, отзывчивый. С ним можно было говорить на любые темы не стесняясь, начиная с профессиональных, заканчивая личными. А все, что связано со здоровьем, его интересовало напрямую. Ведь по своей второй специальности он был врачом — офтальмологом.

Эдуард Рубенович — великий патриот своей родины. Думается, не случайно он родился в такой знаменательный для нас день — 24 апреля. Во время Великой Отечественной войны он был тяжело ранен в руку, перенес операцию... Но огромная любовь к музыке и несгибаемая воля молодого бойца-музыканта позволили ему не только заново научиться играть поврежденной рукой, но и закончить теоретико-композиторский факультет Ереванской консерватории. Он и здесь воевал. А победным венцом стали два учебника на армянском языке — гармонии и полифонии. Эдуард Рубенович очень гордился, что создал первые (и по сей день единственный) учебники на армянском языке. Помню, я как-то спросила, нет ли учебника по гармонии на русском (у меня русское образование), он полушутя спросил: "Ты армянка или русская?.. Армяне должны читать по-армянски!"

Учебник полифонии пролежал у него на столе много лет. Как он обрадовался, когда наконец нашел спонсора для его издания. Учебник вышел за четыре года до его смерти. Это не просто учебники — это энциклопедии, глубокие капитальные труды, настольные книги для любого музыканта, не только преподающего, но и творящего. Их можно применять как самоучитель, настолько четко и подробно все изъяснено. "Учебники нужно писать так, чтобы у читающего никаких вопросов не возникало" — Эдуард Рубенович руководствовался этим принципом.

Вместо послесловия немного информации и статистики. Эдуард Пашинян является автором уникальной суперладовой системы в музыке и единственных до сих пор учебников гармонии и полифонии на армянском языке. I том "Учебника гармонии" был издан в 1960 году, двухтомник — в 1987. В 1998 вышел в свет последний труд — "Полифония" — на средства архиепископа Шаге Ачемяна. Сегодня эти книги — в весьма плачевном состоянии и в крайне ограниченном количестве — хранятся в библиотеках разных вузов. Возникает вопрос: чем же так Пашинян не приглянулся независимой Армении? И ведь он не одинок — это всего лишь одно имя из длинного списка незаслуженно забытых... Хочется надеяться, что статус Всемирной столицы книги обяжет определенные структуры серьезно заняться этим вопросом и бесхозные, "канувшие в Лету" труды будут наконец переизданы. И уж тогда с чувством исполненного долга можно будет преклонить голову и сказать: "С днем рождения, Мастер!"

“Мне бывает очень больно, когда студенты консерватории краснеют от вопросов типа “сколько симфоний у Бетховена?”...“

      “Как только смотришь в паспорт на дату рождения и выясняется, сколько тебе лет, сразу непременно начинает что-то болеть. Поэтому я отложил паспорт в сторону и смотрю на правнучку”, — делится “секретом вечной молодости” отметивший недавно свое 75-летие народный артист Армении, профессор Ереванской консерватории и ровесник армянского джаза, композитор и пианист Мартин ВАРТАЗАРЯН.

— Мартин Цолакович, во скольких спектаклях и картинах в общей сложности звучит ваша музыка? Ну хотя бы приблизительно...

— И приблизительно, и точно: в 40 фильмах, а что касается театральных спектаклей, то после 140-го я перестал считать! Больше всего, конечно, написано для Русского театра им. Станиславского. Однако хотелось бы отметить и работу с театром “Амазгаин” Coca Саркисяна, с его классическим репертуаром, начиная от Шекспира, Мольера до Эдуардо де Филиппо. Интересный случай: однажды мне пришлось одновременно писать музыку к трагедии Шекспира “Макбет” и к сатирической комедии Дереника Демирчяна “Храбрый Назар”. Было довольно интересно...

— О чем вы жалеете? На что бы, представься возможность пройти путь заново, не потратили бы времени, обошли?..

— Как в театре нет маленьких ролей, так и в искусстве нет мелочей. Профессионал, на мой взгляд, должен обладать широким спектром возможностей, палитрой красок — этих самых “мелочей”, — с помощью которых в нужный момент сможет перейти с одного “языка” на другой. Например, работа в театре и в кино дала мне возможность понять, что жанровое разделение музыки — чисто условное понятие. Просто это зависит от состава, от объема, от удельного веса тематического материала, а обладание “языками” обогащает и дает возможность работать на должном уровне в любом формате. Со временем это позволяет варьировать, перерастает в умение сопоставлять несопоставимое — к примеру, в работе над тем же “Макбетом” я использовал современные музыкальные технологии.

Но не это должно быть самоцелью, а умением раствориться в целом. И в театре, и в кино — как только начнет выпячиваться лицо одного из авторов, считай, работа провалилась. Все должно органично дополнять друг друга. У меня даже есть такой принцип: если смотрю кино и музыка мне не мешает, значит, она хорошая. Хотя... в кино не бывает хорошей или плохой музыки. Есть правильная и...

— А каково ваше отношение к уровню предлагаемого ныне музыкального материала? Эта музыка вам не мешает?

— Ответить однозначно непросто. Музыка нашего времени стала в большей степени потребительской, и благодаря этому теряется вкусовое ощущение настоящего. Смотрите, что происходит: технические возможности позволяют людям не очень талантливым писать музыку, которая благодаря тиражированию — через интернет, СМИ и т.д. — становится более доступной и со временем крепко укрепляется на позиции некого эталона. В итоге воспитывается поколение, не имеющее никакого представления о том, что было и на основе чего возникает то, что должно быть, — одно подменяется другим. Вот это меня серьезно беспокоит.

Я как-то полушутя-полусерьезно предложил провести такой эксперимент: на всех телеканалах одновременно в течение часа транслировать шедевры мировой музыки. Необязательно только классику — это может быть и джаз, и легкая музыка — шедевры есть во всех жанрах. Даже если на первый раз все дружно выключат телевизоры, то представьте, какая это будет экономия электроэнергии!.. Ну а если серьезно, я уверен, день-другой, неделя, и люди начнут с куда большим удовольствием и даже рвением слушать хорошую музыку, нежели упиваться низкопробными аналогами предлагаемой сегодня, скажем так, не очень-то и нашей музыки.

— А как вы считаете, если вместо телесериалов запустить спектакли телетеатра, какой будет экономия электричества?

— Что касается телесериалов, я их, да простят меня создатели, не смотрю ... Но мне очень понравилась фраза, сказанная недавно Николаю Цатуряну одной женщиной: “Прекрасно, что есть сериалы и актеры могут хоть где-то подработать! Но зачем же эти сериалы показывать?..” Действительно, ценности подменяются красочными фантиками, все упрощается, процветает жанр пародии. Пародии на искусство. В этом смысле, думаю, каким бы ни был изначальный показатель энергосбережения, попытаться вернуть истинные ценности более чем необходимо. Ну, делать это надо, конечно же, на высочайшем профессиональном уровне.

...Раньше существовала прекрасная традиция — телевидение снимало концерты, а в обязательном порядке — премьерные исполнения произведений авторов. Так создался шикарный фонд, который, увы, в последние годы ничем новым не пополнился. Ну, понятно, есть определенные сложности технического порядка, и не только. Но думаю, в этом направлении стоит думать, пытаться возродить эту замечательную традицию, поскольку именно такие фонды, такие запасники являются гарантами сохранения нашей культуры, несмотря на всякого рода пародии и инсинуации, увы, имеющие место в нашем культурном поле.

— Что изменилось в нашем зрителе за эти годы?

— Не берусь анализировать, этого и не стоит делать. Важнее понять и предпринять определенные действия для восстановления, скажем так, системы воспитания зрителя. Была некогда “филармония школьника”, уроки пения в школах... Уверен, формирование мировосприятия через искусство должно начинаться именно со школьной поры. Если человек в детстве не выучил таблицу умножения, потом он этого уже не сделает. Мне бывает очень больно, когда студенты консерватории краснеют и пожимают плечами на вопросы типа “сколько симфоний у Бетховена?” или “кто такой Каунт Бейси?”... Надо вернуть детям хорошую музыку, их культуру. Опять же неизвестно, какие ростки дадут заброшенные семена и дадут ли вообще, но сеять надо. Необходимо! Ведь как минимум два поколения лишены на сегодняшний день должного уровня мировосприятия посредством искусства. Вообще, мне кажется, есть вещи, которые имеет смысл делать даже в неком принудительном порядке. Работа с потенциальным зрителем, его воспитание — думается, одна из таких.

— А есть мнение, что никого воспитывать не надо, мол, зритель у нас умный, мух от котлет отличить сам в состоянии, надо лишь профессионально и честно делать свою работу.

— Одно не исключает другого. Более того, сказанное в лишний раз подтверждает мои слова. Композитор должен делать свое дело — писать качественную музыку, исполнитель — профессионально ее представлять. Но и того, и другого, и вместе с ними будущего зрителя с одной и той же школьной скамьи должен воспитывать Педагог. Именно от уровня его профессионализма и самоотдачи, от заботы государства о своем гражданине зависит, кто в будущем какой дорогой пойдет, в какой сфере проявится, и в итоге, в каком будущем все мы окажемся.

— Как вы считаете, кто должен “задавать планку” в искусстве? Нужна ли цензура?

— Я говорил об этом ранее и опять вынужден повториться: наше искусство сегодня нуждается в профессиональных худсоветах. Ведь именно они определяли уровень, не позволяя опуститься ниже оного. Да, были перегибы — не без этого. Поэтому, думается, сегодня худсоветы должны быть не ограничивающими и запрещающими, а направляющими. Всем известна фраза “талантам надо помогать — бездарности пробьются сами!” Так вот, лишь помогая и верно направляя как первых, так и других, возможно будет привести к необходимому балансу положение в современном искусстве. И каждый займет достойное его место и будет пользоваться причитающейся ему популярностью. Дело вкуса...

Акоп КАЗАНЧЯН: “Сложно стало совмещать творческую деятельность с административной”

   В Национальном академическом театре им. Сундукяна спектаклем “Король Джон” стартовал IX Международный театральный шекспировский фестиваль. В этом году фестиваль посвящен памяти всемирно известного шекспироведа, соучредителя фестиваля Анджея Журовского. Более подробно об этом и не только беседуем с президентом фестиваля Акопом КАЗАНЧЯНОМ.

— В прошлом году фестиваль был на грани срыва из-за недостаточного финансирования. Тем не менее всплыть удалось. Как на этот раз — есть подвижки?

— Прискорбно, но в этом году были куда более серьезные предпосылки для опасений за судьбу фестиваля. Я, конечно, надежды не терял, хотя, признаться, был момент, когда хотелось плюнуть на все и... Очень сложно достучаться до спонсоров, объяснить им — хотя они это и прекрасно понимают, — что для того, чтобы привезти большой спектакль со звездными актерами, нужные немалые средства. Надоело каждый раз ходить с протянутой рукой.

С другой стороны, сделано немало и просто все взять и перечеркнуть — тоже не дело. Я благодарен Минкульту за понимание и поддержку: фестиваль вписан отдельной строкой в бюджете. А после встречи с министром появилась надежда, что бюджет будет пересмотрен. Также не исключено, что фестиваль будет проводиться раз в два года с финансированием “один год за два”.

...Другое дело, что я все же подумываю о том, чтобы передать кому-то бразды правления фестивалем. Невозможно стало совмещать творческую деятельность с административной — в театре, в СТД, на фестивале... Это изматывает.

— Вы обращались к частным спонсорам?

— Да, но, увы, безуспешно. Давайте посмотрим на вопрос глобально. Театральных продюсеров единицы, напрочь отсутствует культура независимого меценатства. При таком раскладе говорить об “отлаженном продюсерском механизме” как минимум наивно.

...Средств, выделенных государством, конечно, недостаточно для проведения “звездного” фестиваля, но мы постарались уложиться... Надеюсь, зрителя ждут приятные сюрпризы.

— Вот с этого места поподробнее, если можно: кто?.. откуда?.. И что немаловажно, способствует ли фестиваль выходу наших коллективов на европейские сцены?

— Учитывая то, что фестиваль посвящен памяти Анджея Журовского — кстати, его вдова является почетным гостем фестиваля — будет представлен спектакль “Шейлок”, показанный впервые в Варшавской театральной академии и созданный по инсценировке Журовского. В главной роли выступит знаменитый польский актер Петр Конрад. Наш зритель уже знаком с ним — он приезжал несколько фестивалей назад.

В рамках фестиваля уже блеснули “Двенадцатая ночь, или как вам будет угодно” Ульяновского драмтеатра и “Отелло” в исполнении Луиджи Черри (Франция-Италия). Сегодня же зрители увидят “Шейлок” в трактовке Армена Сантросяна, а затем — “Выключи, Элла” в исполнении Натальи Вилк из Польши. Завершится фестиваль моноспектаклем “Перечитывая Шекспира” — это постановка известного европейского режиссера, директора одного из самых масштабных Шекспировских фестивалей Эмиля Борогина. Он пробудет в Ереване неделю, и не только покажет свой спектакль, но и пообещал ознакомиться с ереванскими шекспировскими постановками. Так что вероятность попасть на руководимый им авторитетнейший фестиваль в румынской Крайове для наших артистов весьма реальна.

— Сегодня творческие союзы приравнены к общественным организациям. Несмотря на многолетние обещания, законы о творческих союзах, равно как и о театре, так и не приняты. Есть какие-то подвижки?

— Нет, конечно. Не хотелось бы сравнений, но и удержаться не могу. К примеру, украинский СТД получает огромную госдотацию для проведения всевозможных фестивалей и координации театрального процесса в стране. Результаты более чем впечатляющие. У нас же приходится с грустью констатировать, что творческие союзы бессильны против шоу-бизнеса и телевидения. Бессильны и беспомощны!

— Кстати, о телевидении. В большинстве случаев информация о шикарном спектакле в рамках того или иного ереванского фестиваля доходит до потенциальных зрителей постфактум. Ваши спектакли как-то анонсируются?

— Увы, хоть это и немалый ресурс, но приходится довольствоваться лишь анонсированием посредством интернета, в соцсетях и т.д. Огромное спасибо зрителям за их отзывы — это в свою очередь помогает другим узнать о предстоящих спектаклях. Что касается телевидения, так на ОАТ рекламу скоро вообще снимать будут. С каких это пор анонсы фестивальных спектаклей стали рассматриваться в графе “реклама”?.. Не ясно. На остальных каналах сказали проще и честнее — нерентабельно! Ну, действительно, зачем им заморачиваться на “культурку”? Есть же калечащие зрителя, но зато безумно прибыльные сериалы, передачи всякие сомнительного вкуса...

— Но все же, “консенсус может быть найден”?

— Я считаю, что упор надо делать не на анонсы, а на театральные программы. С радостью могу сообщить, что скорее всего в ближайшее время будет восстановлена на H2 моя передача “Перекресток”. Также, думаю, стоит снова поднять вопрос телетеатра.

— Но ведь телеканалы считают телетеатр нерентабельным пережитком прошлого?..

— Полнейшая чушь! Конечно, если все время кормить зрителя фаст-фудом, от резкого перехода к здоровой пище может и живот заболеть. Эта идиотская формулировка, мол, “народу это нравится", придумана исключительно для зарабатывания легких денег. Кому охота напрягаться...

— А, на ваш взгляд, у нас сегодня есть необходимые ресурсы для “реинкарнации” телетеатра?

— Да, конечно! Потенциал громадный и обидно, что хорошие актеры и режиссеры гробят себя в сериалах. Так зачем так нерентабельно (как говорят наши ТВ-каналы) тратить наш творческий театральный потенциал? Я думаю, стоит подсократить финансирование сериалов, а вырученные средства выделить на съемки театральных телепостановок. Считаю, государство обязано обратить на это серьезнейшее внимание — ведь дело касается морально-духовного облика будущего гражданина Армении, который сегодня лишь благополучно деградирует.

— Ну а что мешает вам — театральным деятелям — выступить с этим предложением?

— Уж и не знаю. Столько говорится, столько пишется... Ощущение, что говоришь со стенкой. Просим, умоляем: пожалуйста, остановите пропаганду насилия и чуждой нам культуры с телеэкранов. Запретите бандитизм и мугам. Перестаньте калечить зрителя! Вы же портите целое поколение!

— Комитасовед Артур Шахназарян считает, что “Армения сегодня находится в состоянии духовной войны, и надо иметь мужество это признать — как простым гражданам, так и руководству. И начинать войну нужно с предателей-вещателей”. Союз театральных деятелей, председателем которого вы являетесь, предпринимает что-то в данном направлении? Вы пытаетесь найти общий язык со столичными телеканалами?

— Как можно найти общий язык с кем-то, кого даже гипотетически не интересует все, что ты предлагаешь? Ради Бога, пускай предложат нам проекты телепостановок, театральных передач — мы всегда готовы к сотрудничеству. Но пока что телевидение только “проглатывает” в своих сериалах, не побоюсь этого слова, перекупает наших театральных актеров. Все понятно — всем надо как-то выкручиваться. И актерам, и режиссерам, и телеканалам. Но что до последних, повторюсь, нельзя же опускаться настолько, чтобы делать это за счет будущего нации!

— Тем не менее вы продолжаете оставаться оптимистом — так сказать, Шекспир во время чумы...

— Да и сдаваться не собираюсь. Надо положить конец застольным речам, стать более лояльными к критике, да и вообще — начать реально оценивать арт-ситуацию в Армении. Проблемы надо решать, а не передавать по наследству от одного чиновника другому. Для этого надо научиться слышать обоюдоострую, порой, критику и делать адекватные выводы, а не рубить с плеча.

— Кстати, об арт-ситуации. Осенью, если не ошибаюсь, должен состояться очередной съезд СТД...

— Да, и, признаться, это и явилось одной из причин того, что проведение Шекспировского фестиваля было перенесено на апрель. Да и я, опять же, подустал, совмещая все время административную и творческую деятельность. К примеру, приглашают ставить спектакль в Ульяновске, но невозможно полностью отдаться работе: все время приходится держать руку на пульсе — точнее, на телефонной трубке. Решать оттуда сюда разные оргвопросы, проблемы и т.д.

Не буду лукавить — я горд тем, что являюсь руководителем СТД. Что-то удается, что-то, быть может, не очень... Однако если вдруг появится человек, кто сможет заручиться поддержкой наших мастеров, вокруг которого соберутся наши лидеры, дадут ему свое добро, я не исключаю, что буду только рад такому решению. Более того, я, продолжая оставаться членом СТД, постараюсь помочь, поддержать того, кто решится взвалить на свои плечи всю эту махину. Ведь это наше общее дело — надо думать о будущем нашей страны. Мы обязаны думать о том, что мы оставляем нашим потомкам — какие ценности.

 

Гарик МАШКАРЯН: «Хорошее кино сегодня стало чем-то нарицательным со знаком минус…»

     Не секрет, что сегодня многие талантливые музыканты вынуждены подрабатывать, играя в клубах, актеры — сниматься в рекламах, а фамилии иных кинорежиссеров нет-нет да и мелькнут в титрах телесериалов. Все понятно — каждый выживает, как может. Но с другой стороны, жить мы стали лучше, вопрос “где достать хлеба?” так кардинально уже не стоит как раньше. Что же мешает вернуть всех на свои места, использовать творческий потенциал страны более рентабельно — во благо государства? Об этом и многом другом беседуем с кинорежиссером, сценаристом, в то же время человеком, на счету которого не один телесериал, Гариком МАШКАРЯНОМ.

— Гарик, с места в карьер — что нужно кардинально менять в нашем кино?

— Я не сторонник революций, да и в целом кардинальных изменений. Одна революция уже пришлась на наш век и сыграла трагическую роль в жизни всего поколения. Достаточно. Для того, чтобы все утряслось, лет 20 — довольно ничтожный срок, хотя если брать по масштабам человеческой жизни — не так уж мало. Многие, попав под этот прессинг, не выдержали, ушли...

При всей кажущейся свободе у нас сегодня нет альтернативы выбора. Меркантилизм, прагматизм, коммерция — все это нормальные явления, но они настолько заполнили собой все и вся, что для человека творческого практически не осталось кислорода и, как следствие, даже права выбора. В сфере культуры, как и впрочем в остальных, все решают деньги — их наличие в одних карманах и отсутствие в других. Но самое страшное, когда в культурном пространстве первые диктуют вкус вторым. Точнее, посредством вторых, людей творческих, навязывают приоритеты широким массам, способствуя деградации и окончательному оболваниванию последних.

— В нашей стране несколько институтов, занимающихся кино: Госкиноцентр, Гильдия киноведов и кинокритиков, Союз кинематографистов... Но хорошего кино категорически мало — можно сказать, почти нет. В чем причина, по-твоему?

— В нашей стране проживает всего-то 2,5 млн людей. При такой малочисленной аудитории кино в рамках Армении замкнуто, развиваться не может — нужен рынок сбыта. Его нужно создавать, а на это нет ни желания, ни — будем честны — заинтересованности государства. Поэтому многие “кинодеятели” идут простым путем — выдают продукцию, максимально доступную всем слоям общества. Вкус толпы, как правило, не “облагорожен” высоким вкусом и требовательностью — было бы что посмотреть и над чем поугорать, естественно, с наименьшим напряжением мозгов. Получается ширпотреб, причем зачастую наихудшего качества.

...Мы как-то беседовали с Джигарханяном — как раз о проблеме аудитории, — и он привел прекрасный пример. “В России сегодня проживает более 100 млн людей. Если я запишу на диск, допустим, свой кашель, потом издам это отдельным диском, и хотя бы одна десятая процента населения захочет услышать, как я кашляю, то это уже будет довольно серьезный тираж. В России есть где развернуться как талантливому человеку, так и дилетанту, и бездарю”.

А теперь представьте, может себе позволить экспериментировать наш режиссер? Может он снимать элитарное кино?.. Думаете, нет талантливых режиссеров? Чушь! Нет условий для их роста. Бабаджаняны, Сарьяны и Бекназаровы никуда не исчезли — этот творческий потенциал есть и всегда будет у нас. Просто тот, кто обязан представлять нашу культуру, снимать хорошее кино, писать музыку и т.д., сегодня вынужден либо чинить обувь, либо торговать колбасой на “Сурмалу”. В то время как торгаш и сапожник принимают законы и диктуют свой весьма далекий от совершенного вкус целой нации.

— Все бы хорошо, но ведь ты сам — один из тех, кто снимает эти сериалы. Не чувствуешь своей вины? Ведь ты не сразу пришел в сериалы — за плечами замечательные картины “Ереван джан”, “Семь минут”, “Среда обитания”. Последний, если не ошибаюсь, недавно был очень высоко оценен на кинофестивале в Бишкеке...

— Да, все так... Я уже сказал, что не от хорошей жизни меняются форматы, направленности и т.д. Я, кстати, не смог поехать в Бишкек — там фильм представляла исполнительница главной роли актриса Елена Борисенко. Так она мне по приезде говорит: “Гарик, ты не представляешь — они там снимают точно так же, как мы: ищут знакомых, вкладывают собственные средства, экономят на чем возможно. Просто они себе это могут позволить, так как зарплаты режиссеров на ТВ довольно высокие, и не составляет особенного труда отложить пару другую тысчонок”. Ну теперь посмотрим, может наш режиссер, снимающий сериалы, отложить средства на съемки собственного фильма? Вряд ли. И даже если отложит — когда снимать? Поточность “конвейера” в сериалах дикая — не остается ни времени, ни здоровья.

Если говорить о чувстве, естественно, ощущаешь себя невольно причастным ко всей этой нелицеприятной истории. Но давайте поймем, что пока какое-то количество людей смотрит сериал, другая группа получает возможность кормить семью. Это ведь не только режиссеры и сценаристы — это весь персонал, работающий над сериалом. И потом в стране могут ежедневно открываться новые фешенебельные рестораны, однако фастфуд-закусочных от этого меньше не станет. Равно как и посетителей в них. Этот пирожок за 50 драмов будет выпекаться и будет продаваться. Другое дело, чем его фаршировать. Я такой же как все — мне тоже надо как-то дом содержать. Но я нахожу в данном случае свое оправдание, что, выпекая этот “народный” пирожок, шпигую его не дерьмом, а все-таки чем-то более менее съестным и не особо опасным для здоровья.

— А что мешает в процессе выпечки? Точнее, кто?

— Это долгий разговор. Но в первую очередь наше разгильдяйство. Ну как объяснить молодому “звезданутому” актеру, что его опоздание на 15 минут сродни краже со взломом? Что из-за его опоздания в итоге пролетает целый съемочный день? Хочешь призвать к ответственности - возникает продюсер, запрещающий трогать “звезду”, которую с таким трудом удалось урвать.

...Хотелось бы отметить и псевдоинтеллигентско-театральную прослойку, периодически нападающую на сериалы. Причем до того как позвали сниматься, поносят сериалы, затем — в процессе съемок — затихают, а по завершении съемок, разъезжая на иномарках, купленных после сериалов, поносят кошмарный уровень... созданных ими же “шедевров”. Друзья, тут как бы надо определиться — или снимайтесь, кормите семьи и старайтесь хоть что-то изменить к лучшему или занимайте принципиальную стойку, горланьте, разносите сериалы со своей баррикады. И от той, и от другой Принципиальной позиции будет хоть какой-то толк.

— Мы как-то с тобой говорили о режиссерах-технарях и режиссерах-гуманитариях. Ты — выпускник Политеха — стало быть, технарь. Что хорошего и что плохого дала тебе работа в сериалах?

— Начну с плюсов. Двухминутный эпизод в кино снимается за 12-часовую смену. Сделаешь 3 или 4 минуты — продюсер заподозрит тебя в халтуре. В сериалах за 12 часов с тебя требуют 30-35 минут отснятого (готового) материала. Тут уже нет времени для ухода в себя, фантазирования, поиска новых красок и т.д. Это конвейер - надо работать качественно и быстро. Не знаю, как насчет качества, но работа в сериалах учит организованности, быстродействию, стирает, возможно, ненужный сентиментальный фон, больше привязывая тебя к реальности.

С другой стороны, нет-нет да ловишь себя на “грдоне” — халтуре. Вот это “слепи и так сойдет” медленно, но верно проникает в тебя. Поначалу пытаешься воевать с этим, противостоять. Но потом... понимаешь, что эта война с самим собой начинает мешать работе. Тут возникает паническая мысль — а не стану ли по привычке халтурить, снимая потом настоящее кино? Это мысль давит на мозг, не дает покоя, пока наконец сам не находишь средства и не снимаешь то кино, которое хочешь — не завися ни от чьего сомнительного вкуса.

— Кстати, о кино. О чем “Среда обитания” и что планируешь в будущем снять?

— Ты знаешь, меня всегда бесил вопрос о “творческих планах” в интервью. Хочешь рассмешить Бога — расскажи Ему о своих планах. Будет что новое — уж точно не утаю, а пока еще ничего не сделано, зачем рассказывать наперед, тем более в наших трудно прогнозируемых условиях?.. Кто знает, что будет завтра.

“Среда обитания” — это мысли, ощущения, чувства и боль человека, воспринимающего этот город как живой организм. У главной героини “едет крыша” на почве защиты города. Она очень тяжело переживает все изменения в нем, воспринимая это как насилие над живым человеком. А ведь это так и есть... Я лично, каждый раз спускаясь с Монумента и проезжая мимо пустыря, где раньше стояла Молодежка, чувствую, будто кто-то варварски вырвал страницу из моей жизни. Вот как будто страницу из фотоальбома, где я с бабушкой, дедушкой, близкими... кто-то взял и вырвал для каких-то своих низменных нужд. Если б эта страница помогла бы этому Некто спасти своего ребенка или реально пригодилась бы, я б еще понял. Но ведь просто так взяли и... вырезали. И это продолжается. Вот именно эту тему я позволил себе развить в “Среде обитания”.

— И напоследок, если б тебе предложили портфель министра культуры, с чего бы ты начал?

— Тут и думать не о чем — конечно же, отказался бы. И не потому, что культура у нас сегодня в не лучшем состоянии, а потому что каждый должен заниматься своим делом. У меня уже был трагический опыт совмещения творческой и административной деятельности на одном из телеканалов — главным режиссером. Я очень скоро ушел, признав, что это не мое. Ну не умею я этого делать — значит, надо встать и уйти, не занимать чужого места. Думаю, было бы славно, если б все мы, получая те или иные “портфели”, прежде чем приступить к предлагаемым обязанностям, честно ответили бы себе на вопрос: имеем ли моральное право занимать это кресло?.. Сможем ли оправдать надежды?..

— А если нельзя отказаться?

— Ну, тогда я б лично предпочел застрелиться. Лучше уж нанести вред себе, чем целому народу.