Херби Хенкок в Ереване!

     20 ноября в Национальном академическом театре оперы и балета состоится долгожданный концерт живой легенды американского джаза, обладателя 14 премий “Грэмми”, всемирно известного композитора и пианиста Херби ХЕНКОКА!

Наши гости — организаторы концерта: директор продюсерской компании One production Вардуи ДАВТЯН и человек, “заразивший” всех идеей этих гастролей, известный армянский джазмен Левон МАЛХАСЯН.

— Самый напрашивающийся вопрос: как же вам все-таки удалось?

Вардуи Давтян: — Действительно, это было очень трудно. Многие пытались сделать это до нас, но, увы, тщетно. Так что когда мы сообщили Левону Малхасяну, что Херби дал предварительное добро, он долго отказывался верить в это. Далее — полгода переговоров, и в итоге Хенкок, наконец, согласился начать свое европейское турне в Ереване. После Армении Херби и его бэнд выступят также в Италии, Люксембурге, Хорватии, Сербии, Чехии, Австрии и Швейцарии. У нас Хэнкок выступит с известными исполнителями Винни Колаутой (ударные) и Джеймсом Генусом (бас).

— Ваша компания официально “родилась” в этом году, но это уже далеко не первый проект, не так ли?

В.Давтян: — Совершенно верно. Наша компания основана 1 июня сего года, зарегистрирована в августе, но за эти три месяца мы успели организовать в Ереване концерты замечательной джазовой певицы Татевик Оганесян, затем — гастроли блеснувшего на телешоу “Голос” Андрея Давидяна и его группы Sound Cake, а также — международный проект-концерт с участием саксофониста Чико Фримена, певицы Ла Вел и джаз-трио Ваагна Айрапетяна.

— Гастроли Галкина, Безрукова, Аллегровой и т.д. анонсируются у нас чуть ли не за год, причем весьма активно. О визите же Херби стало известно чуть ли не перед самым концертом — в чем причина?

В.Давтян: — Организовать концерт не менее сложно, чем достигнуть договоренности о его проведении. К примеру, первой строчкой в райдере музыканта большими буквами был указан рояль марки Fazioli. Что делать? Такового не оказалось не только в Армении, но и во всем регионе. Начались непростые переговоры с компанией Fazioli, в результате — глава компании пошел на уступку, разрешив использовать в виде исключения инструмент марки Steinway. Ну и, наконец, финансовая часть: во-первых, надо было достать эти средства, а во-вторых, рекламную кампанию разрешалась начать лишь после перевода половины указанной музыкантом суммы на счет представляющей его компании. 20 октября мы смогли это сделать и начали анонсировать предстоящий концерт.

Добавьте подпись

Левон Малхасян: — Что касается массированности рекламы, в нашем случае таковой особенно и не требовалось, ибо не думаю, что Херби в ней нуждается. Билеты на концерт раскупаются с космической скоростью, люди собираются приехать сюда из-за рубежа, чтобы послушать любимого музыканта. Открываются новые чартерные рейсы. Сюда приедут также гости из Грузии, даже мэр Риги готовится посетить концерт...

— А кто же оплачивает предстоящий “банкет” и какова стоимость билетов?

Л.Малхасян: — Основными спонсорами концерта стали “Росгосстрах”, “Ардшининвестбанк” и Ucom. Они, можно сказать, первыми протянули нам свою “финансовую руку”. Это коммерческий проект — без участия государства.

В.Давтян: — Билеты стоят от 20 до 70 тысяч драмов — это контролируется нашим партнером: цена не должна превышать 200 евро. Понятно, для многих наших граждан, ценителей джазовой музыки, плата за радость общения с кумиром, мягко говоря, не самая дешевая. Но каково же было наше удивление, когда многие из них изыскали возможности и сами приобрели билеты, в то время как платежеспособные товарищи, зачастую не особо и тяготеющие к джазовой культуре, вдруг стали активно обращаться к нам за пригласительными. Вот такой вот расклад...

— Концерт по традиции продолжится в джаз-клубе “Малхас”?

Л.Малхасян: — Хотелось бы на это надеяться... Знаете, может, я вас удивлю, но я так долго шел к этому дню — почти семь лет, — что пока своими глазами не увижу Херби, спускающимся по трапу самолета, не поверю в то, что нам удалось его привезти в Армению.

Кстати, аналогичная ситуация была и с Чиком Кореа. Ребята с Первого канала приехали, чтобы снять музыкантов в аэропорту и сразу пустить сюжет по “Новостям”. Оператор снимает и спрашивает меня: “Ну как — можем давать информацию?” Я отвечаю: “Да нет — рано: не видите, его самого не видно пока...” Тот аж побелел. В конце концов Кореа вышел — последним. Поздоровались, обнялись...

...Надо сказать, переписка с Херби началась даже чуть раньше. Напомню, он был избран послом доброй воли ЮНЕСКО, и одним из первых его действий стало учреждение Всемирного Дня джаза, который музыкант предложил праздновать ежегодно 30 апреля. Мы активно это дело поддержали, и вот уже третий год проводим 30-го открытые концерты на Каскаде. Как же я был рад и удивлен, получив лично от Хенкока благодарственное письмо, в котором он высоко оценивает нашу деятельность.

— За восемь лет существования вашего джаз-клуба в нем побывало много именитых джазменов. Чье посещение особенно дорого?

Л.Малхасян: — Эл Джеро, безусловно. Он был в восторге от всего увиденного и даже спел с нашим Арамо. Хотя ни он, ни Чик Кореа, ни тем более Джордж Бенсон и представить не могли, что в этой маленькой горной стране так много профессиональных джазменов. Позже в одном из интервью Бенсон так и сказал: “За армянский джаз я спокоен!”

— И напоследок, какие планы на будущее — кто будет следующим гостем?

В.Давтян: — Не хотелось бы говорить о проектах, в которых пока не достигнуто даже пятидесятипроцентной договоренности, но могу с уверенностью сказать, что мы планируем каждый месяц привозить сюда кого-то из известных музыкантов. И не только джазменов — представителей разных музыкальных жанров.

Л.Малхасян: — Что же касается джаза, надеемся, будущей весной привезти сюда состав выдающегося джазового музыканта, композитора Маркуса Миллера. Он недавно выступал в Грузии, куда я делегировал своих друзей с целью установки контактов с музыкантом. Кстати, там же с ними произошел весьма анекдотичный случай. После концерта они попытались определить по навигатору местоположение тбилисского джаз-клуба в надежде встретиться там с Миллером. Каково же было их удивление, когда определитель выдал, что ближайший джаз-клуб находится в трехстах километрах от Тбилиси. Догадываетесь, как он называется?.. 

В.Давтян: — Точно: все джазовые дороги ведут в Ереван, к Малхасу. И Херби Хенкок тоже не смог избежать этой “участи”... Так что до встречи на празднике джаза, друзья!

Рубен Пашинян, "Новое время" 

“Одни строят церкви, другие ставят хачкары, а я хотел поставить памятник Сосу Арташесовичу”

    В день рождения легенды армянского театра и кино Соса Саркисяна на родине артиста, в Степанаване, был открыт памятник, приуроченный к его 85-летнему юбилею. 

      Наш гость — автор памятника, замечательный скульптор, главный художник театра “Амазгаин” Давид МИНАСЯН.

— Как родилась идея этого памятника?

— Все началось со знакомства с российским предпринимателем армянского происхождения родом из Степанавана Артаваздом Бархударяном, пожелавшим поставить памятник артисту. “Одни строят церкви, другие ставят хачкары, а я, — как объяснил мне Бархударян, — хочу поставить памятник Сосу Арташесовичу в его родном городе”. Я подготовил проект, он был принят, началась работа, и в итоге в день своего 85-летия Сос Саркисян “вернулся” в родные пенаты. Памятник был установлен напротив дома, в котором он родился. Кстати, сейчас уже и скверик неподалеку, и улица носят его имя, а в свое время эта улица называлась улица Миллиона — на ней когда-то проживали зажиточные армяне.

— У вас Сос Саркисян сидит на стуле, с сигаретой в руках...

— Да, некоторым показалось странным подобное изображение артиста. Но тут дело как раз в том, что я попытался представить не просто актера, не просто режиссера, не просто общественного деятеля и гражданина, а все в целом — человека, мудреца Соса! Возможно, когда будем ставить памятник перед театром, о котором он так грезил, это будет король Джона в исполнении Соса. Я же постарался создать образ великого армянина Соса Саркисяна — того, на которого равнялись и будут равняться!

Я читаю отзывы в интернете, одни находят работу интересной, другие обсуждают, не критикуют, но затрудняются назвать ее “чем-то выдающимся”. Друзья, так задача была в том, чтобы показать Соса Саркисяна, вернуть его в родной город. Чтобы дети, глядя на него, читая о нем, смотря фильмы с его участием, хотели бы стать такими же... Поэтому я как скульптор отошел на второй план — надо было представить Соса, а не блеснуть своими творческими возможностями. Крайне важно уметь донести мысль, не выпячивая себя, жертвуя собой, — вот, на мой взгляд, главная ценность творческого человека.

У меня он изображен на крыше, рядом голуби, которых любил как Наапет, так и его исполнитель, сидящий на старом стуле. Этот стул Соса — вообще отдельная история. Ему часто дарили новые удобные стулья, офисные кресла с какими-то супермодными и удобными наворотами, но он неизменно требовал принести его любимый стул — покосившийся, с треснувшей ножкой, старый, но крепкий, как... сам Сос. Этот стул, голубки, город, Армения — все это Сос, во всем он, его душа, мысли, постоянно обращенные к судьбе страны. Мы часто сиживали в мастерской: он с этой самой сигаретой в руках, без которой его просто невозможно представить, говорил об Армении, ее будущем, о том, каким он видит герб Восточной Армении — как, он считал, должна называться наша республика... Он был романтик. Не знаю, насколько мне удалось передать все это в бронзе — время покажет.

— Вернемся из Степанавана в Ереван, который также очень любил Сос Атрашесович, но где, увы, не только памятники, но и внешний вид города в целом вызывают далеко неоднозначные ощущения...

— Смотря что мы понимаем под городом. Город — это в первую очередь люди, горожане, городская культура, которая, вы правы, формируется сегодня в самых противоречивых порой "системах координат". Но и тут надо отличать временное от постоянного. Например, взять те же временные инсталляции: раскрашенные арки или памятники выдающимся деятелям культуры на ереванских лавочках — уникальный пример того, как даже самую прекрасную идею можно испохабить до невозможности. Слава Богу, этот кошмар в виде “глиняных человечков” убрали — остался лишь, если не ошибаюсь, памятник Аветику Исаакяну у входа в библиотеку, носящую его имя. Намного лучше было бы вместо потрескавшейся и крошащейся скульптуры положить на скамейку просто шляпу и тросточку писателя. И потом: зачем надо было использовать такой непрочный материал?

О художественно- эстетической ценности “памятников” — непохожи, некрасивы, неэстетичны. Тигран Петросян так вовсе вселял ужас: в натуральную величину — вечером, в сумерках был весьма опасен. Нельзя делать скульптуры “один в один”. Надо чуть повыше — хотя бы немножечко...

Теперь арки. Некоторые мне очень нравятся, есть удавшиеся работы, но есть и откровенно бездарные. Их, насколько мне известно, “расписал” некий неудавшийся художник. Причем, что обидно, “облагорожены” им самые популярные арки центральных улиц. Есть, например, одна арка на проспекте Комитаса, через нее как через Белоруссию проходишь — что характерно, плохую Белоруссию: речка какая-то, зеленый цвет ни к селу ни к городу... Я люблю и Россию, и Белоруссию, но каким боком эта неоправданная “зелень” в центре Еревана?

Кстати, о “зелени”, что касается крокодилов, бабочек, медведей, черепах и т.д. — отношение аналогичное. Уже не говорю о новогодних пегасах, архарах и прочей малоэстетичной живности... Очень плохо. Хотя во всех случаях все сводится к заказчику — что заказывали, то и получили.

— Да, но есть и памятники не временные — тот же Геворг Чауш в Ачапняке, например...

— Теперь о страшном. Не надо забывать, что монументальная скульптура — это метод агитации. Геворг Чауш — освободитель, герой, борец за справедливость. А с этим памятником для ачапняковских ребят он вряд ли будет таковым. Вопрос: на что были потрачены средства и энергия — на дезориентацию своего будущего и обезображивание города?

...Мы всегда поднимаем вопросы, типа, будем ставить памятник или не будем, можно или нельзя. Говорим, обсуждаем, голосуем. А почему бы не обратиться к готовым памятникам: решить оставлять их или сносить? Ведь тот же памятник Ленину, если б остался, меньше вреда нанес подрастающему поколению, чем этот, с позволения сказать, “Геворг Чауш”. Более того, с работой Меркурова вообще нельзя было так обращаться. Понимаю, сменился строй, приоритеты и т.д. Прекрасно, перенесите памятник в другое место, найдите ему соответствующее — зачем сносить, обезображивать, а потом безголовым держать во дворике Нацгалереи?

...Следующим после Ленина был разобран памятник рабочему на I участке, а чуть погодя... появился Кара Бала. Замечательно, что памятники обрастают легендами, персонажи ими становятся, будучи в действительности порой полной противоположностью надуманного народной молвой образа. Кара Бала предстает сегодняшним ереванцем милым чудаковатым старичком, бесплатно раздающим цветы влюбленным. Прелестно, красиво... Но поколение “сносящих памятник рабочему и не только” в большинстве своем знает, что “милый цветочник” был на самом деле пьяницей, дебоширом, да и в целом неприятным человеком, которого откровенно избегали. То есть первый “глоток воздуха и демократии” привел к появлению торгаша-алкаша вместо рабочего? Над этим стоит задуматься... Я не сторонник запретов, как было в Советском Союзе, но сегодня, как никогда прежде, необходима четкая система цензуры! Нужны профессионалы, люди со вкусом, мнение которых будет учитываться при создании нового облика столицы.

— Сегодня активно обсуждается возможный перенос памятник Давиду Сасунскому на площадь Республики: мол, он там и планировался, но место было занято, а теперь вакантно...

— Друзья мои, ничего никуда переносить не надо — Давид стоит на своем месте, уникально и гармонично вписываясь, точнее — создавая весь архитектурный ансамбль. Хотите, чтобы больше людей видело эту красоту — восстановите нормальное железнодорожное сообщение, отремонтируйте вокзал, здания, придайте нормальный облик территории, пускай это место станет вновь таким же популярным, как и прежде. Не памятники надо переносить к людям, а людей направлять к ним!

— В заключение беседы хотелось бы узнать, над чем работаете сейчас — чем собираетесь порадовать?

— Проектов много. Но говорить я могу лишь о тех, что уже были анонсированы городскими властями или компаниями, готовящими эти проекты. В частности, возле Дома кино, в одном из бассейнов бывшего фонтана, уже выделено место для памятника Роберту Саакянцу, точнее — его анимационному, если можно так сказать, наследию. Памятник будет представлять собой самого Роба в основе дерева, на ветвях которого сидят персонажи его мультфильмов, а рядом стоит Кикос, пришедший за водой. Это будет такой мультяшный памятник-фонтан, “стреляющий” струями изо всех персонажей, — надеюсь, он придется по душе как маленьким ереванцам, так и их родителям...

   
        Рубен Пашинян, “Новое время”

        На снимках: Давид Минасян; памятник Сосу Саркисяну в Степанаване; памятник Авестику Исаакяну у входа в библиотеку им.Исаакяна; памятник Геворгу Чаушу в Ачапняке; день открытия памятника Сосу Саркисяну.

“Многое из того, что мне “открывал” Ростропович, я уже слышал от отца”

        В рамках VIII Международного музыкального фестиваля состоялся концерт всемирно известного виолончелиста, профессора Хьюстонского университета, основателя и генерального директора Schlern International Music Festival Ваграма Сараджяна и замечательной пианистки, директора Дома-музея Арама Хачатуряна Армине Григорян. “Ваграм Сараджян виолончелист исключительного таланта с богатым и выразительным звуком и великолепной техникой...” — так отзывался о своем студенте Мстислав Ростропович.

Ваграм Сараджян — представитель славной музыкальной династии, вклад которой в национальную культуру чрезвычайно велик и значим. Прежде всего это отец Ваграма — Георгий Сараджян, пианист, композитор, педагог, чье имя носит кафедра фортепиано Ереванской консерватории. Это и мама — Анна Сараджян, профессор консерватории. Брат Сергей Сараджян также пианист, преподаватель, а в дальнейшем вплоть до прошлого года ректор консерватории. Его сын, названный в честь деда Георгием, тоже пианист, доцент консерватории, дочь Анна — пианистка, училась в Джульярдской школе, в Королевской академии в Лондоне, лауреат нескольких международных конкурсов. Музыкальными и вокальными способностями обладали и другие представители замечательной фамилии. Об этом и не только беседуем с главным “виновником” события Ваграмом САРАДЖЯНОМ.

— Я играю на виолончели благодаря профессору Александру Акоповичу Чаушяну. В детстве я мечтал играть на рояле, но как-то так сложилось — у нас в семье все музыканты, — и папа решил, что я должен заняться чем-нибудь другим: достаточно, мол, музыкантов.

Я не выбирал инструмент. Чаушян был нашим соседом, они играли трио с папой вместе и Грачья Абаджяном, а я частенько слушал их репетиции дома. И Чаушян, зная, что отец не хочет учить меня музыке, тайком отвел меня на приемные экзамены в десятилетку и определил в свой класс. Так я вопреки своему желанию начал играть на виолончели, причем для меня это был стимул: научиться играть на виолончели, чтобы доказать папе всю безосновательность сомнений на мой счет.

Первое время папа не догадывался, что я учусь музыке, поскольку виолончель была в школе, и после уроков специальности я приходил домой, размахивая руками. Но в середине учебного года тайное стало явным, однако поздно было что-то менять. Во втором классе я уже сыграл свой сольный концерт, на который пригласил папу в качестве почетного гостя. Он пришел. Послушал и... снисходительно сказал — ну ладно, можешь продолжать. Впоследствии именно его человеческая и профессиональная поддержка стимулировали меня в моем творчестве. А мама в течение всей жизни была моим ангелом-хранителем, отдавала мне всю свою любовь, которую я затем нес по жизни и в музыке.

...Чаушян был замечательным человеком и специалистом. Он многое дал мне: в первую очередь, уникальную школу, что отразилось в будущем, когда я попал в класс Ростроповича, и тот назвал меня единственным учеником, в котором не нужно ничего переделывать. Учась в Ереване, я впервые выступил на Закавказском конкурсе и победил, а в 1965 году — на Всесоюзном конкурсе. Потом по приглашению Ростроповича попал в его класс. Родители, конечно, не хотели отпускать меня, но Ростропович настоял, требуя через Мирзояна, чтобы я немедленно вылетел в Москву. Эдвард Михайлович пришел к нам с билетом “назавтра” в Москву — на приемные экзамены. Я полетел.

— И тут, как у Аверченко, все заверте...

— Да, и тут понеслась! Надо сказать, учиться у Ростроповича было очень интересно и одновременно сложно. Все традиции его преподавания были напряженные в период, когда он бывал в Москве. Два урока в неделю, с урока на урок задавалось новое сочинение, которое надо было принести готовым и знать наизусть. Он занимался по вторникам и четвергам: благо, если он задавал в четверг и оставалось время до вторника. Но если он задавал концерт во вторник... Порой приходилось здорово помучиться бессонными ночами. Потому что одна промашка — это единственное предупреждение, второго не было: он мог просто выкинуть из класса любого, кто не соответствует таким стандартам. Довольно-таки жестко, но... в то же время он давал исключительно много.

Учеба у него была специфической и “технологически”: он практически никому и ничего не показывал. Все, что он давал, было в музыкальном плане: в смысле раскрытия образов, фразировки и т.д., секретами же кухни исполнительства он не делился. Немногие из его студентов действительно разобрались в его технике, видимо, по причине удовлетворенности тем, что они получают сегодня и что играют. В его классе все играли хорошо, ведь у него был всегда селекционный выбор, он мог взять лучших. Но как показало время, многие по окончании не знали, что делать дальше. И только некоторые из тех, кто умел анализировать по его примерам, по его игре — как он делает те или иные технические моменты, как он делает переходы, как освобождает руки, меняет смычок, — достигли наибольшего успеха в будущем.

Ростропович был уникальной фигурой в музыке. Его главная заслуга в том, что он поднял виолончель на совершенно иной уровень. Я уже не говорю о репертуаре, который был написан за годы его общения со многими композиторами: Прокофьевым, Мясковским, Кабалевским, Хренниковым, Хачатуряном, Мирзояном, Анри Дютийе... — все, включая Пьяццоллу, писали для него. За это время было создано дикое количество новых произведений для виолончели, посвященных ему и вошедших в репертуар концертов. Напомню и о двух концертах Шостаковича, что было вообще невероятным событием в виолончельном репертуаре и массе новых произведений, которые практически вытолкнули виолончель, наравне с другими, в солирующие инструменты.

Это был Музыкант вселенского масштаба и таких же вселенских запросов. Мне рассказывал известный пианист Александр Александрович Дедюхин: в год, когда американцы высадились на Луну, Ростропович как-то сказал ему: “Саша, как бы я хотел, чтобы мы с тобой полетели на Луну и оттуда сыграли концерт, который транслировался бы на весь земной шар!..”. Вот так — ни много ни мало...

— Многие студенты-инструменталисты называют уроки общего фортепиано “принудительным фортепиано”. А каково ваше отношение к инструменту, блистательной игрой на котором отличились многие представители вашей славной музыкальной династии?

— По поводу принудительности фортепиано считаю, рояль — это самый богатый инструмент, и если существуют реинкарнации и у меня будет возможность вернуться на эту землю в другом воплощении, я бы хотел непременно быть пианистом — в первую очередь, чтобы не быть ни от кого зависимым. Играя на струнном инструменте, ты ограничен, твоему голосу обязательно нужен аккомпанемент, необходим партнер. Ведь репертуар для солирующего струнного инструмента довольно-таки бедный...

Затем в основе любого сотворчества лежит компромисс: приходится идти на уступки. Редко встретишь партнера, который будет полностью созвучен тебе в восприятии музыки и ее создании. Посему у пианиста больше возможностей для самовыражения, создания чего-то, всецело удовлетворяющего его запросам, и донесении до слушателя в желанном виде. Суметь раствориться в музыке, не выпячивая себя, жертвуя собой, но не музыкой — вот, на мой взгляд, главная ценность исполнителя.

— О династийности, судьбах детей, внуков, потомков людей, растущих как бы в “тени солнца”, сказано много. Виолончель вам открыл Чаушян — тут все понятно. А выбор музыкального пути, в целом, был для вас актом самоутверждения, как самостоятельной единицы?.. Протестом?..

— Нет, я с самого начала был вовлечен в процесс постижения инструмента, пытаясь создать что-то свое. И, надо сказать, после того, как отец смирился с тем, что я буду виолончелистом, главной наградой всегда было его желание послушать меня. Когда он говорил: “Давай я тебя послушаю” — это был праздник. Порой он даже этим “злоупотреблял” — мне хотелось, например, пойти погулять с друзьями, а он говорил: “А если не пойдешь, я мог бы тебя послушать”. И я оставался дома...

Я очень много получил от этого общения. Многое из того, что потом мне “открывал” Ростропович, уже задолго до этого я слышал от отца. Переоценить это трудно, он никогда не давил, всегда только предлагал. И эта возможность общения с ним, когда он мог предложить, а я взвесить, принять это или не принять, была для меня уникальна. Видимо, такова черта моего характера — не приемлю давления: если мне предлагают, готов услышать и примерить к себе. Чтобы совет принять, надо его сделать своим. Это, знаете, как пиджак: взять в долг и поносить его — это одно, а если пиджак на тебе сидит и он уже твой — другое. Я часто говорю своим студентам: я дал вам яблоко — вы не можете его у меня одолжить, если берете и начинаете есть, оно становится вашим. И это уже не мой совет — он превращается в ваш собственный.

...В нашей семье не был принят пиар, к которому многие тянутся, было принято сделать что-то важное, необходимое, добиться чего хочешь, но не ради того, чтобы что-то продемонстрировать. Был важен результат, а не процесс пиара. Вот и ответ на ваш вопрос о “протесте” и... самоутверждении.

...Мне повезло, что с юношеских лет меня окружали большие музыканты, с которыми мне довелось выступать — Виктор Третьяков, Валерий Гергиев, Александр Слободяник, Владимир Крайнев, Евгений Могилевский, Алексей Любимов, Владимир Спиваков, Максим Венгеров, Евгений Кисин, Юрий Башмет, Миша Майский, Александр Рудин, Сергей Хачатрян, Армине Григорян, Ваг Папян, Эдуард Кунц и многие другие. Прошу прощения, если кого-то пропустил... В настоящее время часто выступаю с замечательной пианисткой Татьяной Герасимовой.

— В свое время вы много играли с братом дуэтом — нет ли ностальгии по тем временам? Позиция директора фестиваля, профессора университета обязывает, замыкает в пространстве и возможности?

— Нет, отнюдь. В Америке я работаю 28 недель в году, всего три дня в неделю. Кроме того, существуют полтора месяца Christmas brake и summer vocation три с половиной месяца плюс праздники — то есть уйма свободного времени. Я очень много играю в Штатах и в Европе, руковожу фестивалем. В этом году пройдет XIII фестиваль в Альпах, в Италии: я основатель и руководитель этого фестиваля. К нам приезжают такие замечательные музыканты, как Миша Майский, Наташа Гутман, Алеша Любимов, Сережа Хачатрян, Саша Рудин, Володя Крайнев... В этом году Майский был у меня второй раз, Сережа Хачатрян — в пятый. Мы музицируем, вместе играем и одновременно преподаем студентам. Приезжают профессора со всего мира. Помимо этого своим участием фестиваль почтил один из легендарных пианистов, лично знавший Рахманинова профессор Эбби Саймон, которому сегодня 96 лет и который сделал рекордное количество записей в мире как пианист. Каждый год около 30 профессоров проводят мастер-классы. Фестиваль длится 20 дней, мы даем 28 концертов, вход на которые свободный. 
Теперь что касается моего брата и нашего славного музыкального прошлого. Естественно, тот период, когда мы с Сережей играли концерты, навсегда останется в моей памяти. Помимо того, что мы были молоды, это было самое лучшее время — мы с братом очень тесно общались. Ведь я рано уехал из дома, в 16 лет, мы жили врозь: я в Москве, он в Ереване. Когда же мы концертировали вместе — это был бальзам на душу и в музыкальном, и человеческом плане: мы общались, играли и репетировали. В игры играли разные, гуляли вместе, в рестораны ходили. Я многому у него учился, в музыке и в организованности, я никогда не был настолько организован, как он. Общение с ним всегда благотворно влияло на меня, за что я ему признателен и счастлив, что у меня есть один, но такой — самый важный брат!

— Кстати, насчет игр. Вот как описывает свое первое заочное знакомство с вами композитор Мартин Вардазарян: “Каждое утро мы всем классом пристально следили за двумя мальчиками в майках и шортах, сосредоточенно сидевшими на скамейках в школьном дворе за шахматным столом. Это были Сергей и Ваграм Сараджевы. Вообще, надо сказать, что шахматы в этой семье были одним из главных занятий — помимо музыки, конечно. Георгий Вардович сам прекрасно играл в шахматы, и уверен, что если б они всей семьей не занимались музыкой, то были бы блестящими шахматистами”.

— Да, мы по сей день очень любим шахматы, и не только. С братом очень много играли в пинг-понг, в футбол во дворе, в карты, особенно в преферанс... А любовь к шахматам привил нам папа, который блестяще играл и имел звание кандидата в мастера по шахматам. Друзья у него были шахматисты, такие как Марк Тайманов, Тигран Вартанович Петросян и многие другие. Кстати, благодаря этому и в моей жизни появился огромный круг знакомых шахматистов, я начал посещать первенства, среди моих близких друзей были и Гарик Каспаров, и Толя Карпов, и Рафик Ваганян, и Миша Таль. Гарик был у меня дома в Америке, правда, играли мы не в шахматы, а в нарды, потом в подкидного дурака... Помню, он играл в подкидного со Славой Фетисовым и неизменно, какое бы множество партий они ни играли, выигрывал Фетисов. Так Гарик разбирал обратно карты и ходы: “Если б я пошел так, а ты пошел так, то ты бы проиграл, ты так, а я так... “ А Слава говорит: “Что же ты не играл так, надо было так и играть! Что ж ты так по-глупому играешь, а еще чемпион мира!”

...Любовь к бильярду у нас возникла, когда папа купил небольшой настольный набор с железными шариками — мы очень увлеклись этой игрой. Мы так приноровились играть на маленьком столе, что потом, на большом, играли как маститые бильярдисты. Та же история с пинг-понгом: начинали играть на маленьком кухонном столе. Потом, когда один парень построил во дворе стол для тенниса, мы стали всех обыгрывать. Это привело к тому, что я, уже учась в консерватории, выполнил норму кандидата в мастера по пинг-понгу и стал первой ракеткой Московской консерватории, выступал на вузовских соревнованиях. В бильярде похвалиться нечем, ибо возможностей меньше, но зато Сергей феноменально играет! В клубе он чемпион, с ним все очень почтительно обращаются, я постоянно наблюдаю за этим, когда прихожу в клуб... Он и впрямь настоящий чемпион!

— Как основатель и генеральный директор фестиваля, считаете ли, что активная фестивальная жизнь способна стимулировать приток туристов в Армению?

— Да, но, с моей точки зрения, фестивалей на данный момент слишком много, и опять же нужно, учитывая географическое положение Армении, климат, организовывать все тогда и так, чтобы это было привлекательно для туристов. К примеру, если проводить фестивали зимой, то привлекательного довольно-таки мало: ни солнца, ни фруктов, ничего нельзя посмотреть, познакомиться со страной. Фестиваль должен быть как десерт, чтобы люди хотели его получить. Все приедается: даже если икру есть ложками, то дней через пять на нее смотреть будет тошно. Большое количество фестивалей вызывает такое же пресыщение. Пускай их будет два-три в году, но чтобы все было выверено, четко, оптимально, досконально продумано...

Естественно, огромную роль играют финансы, средства, которые могут быть вложены. Помните, в свое время Горбачев говорил: “Перестройка это ремонт: если у тебя есть деньги, ты можешь сделать ремонт, а нет — то как ты его будешь делать?” Так и фестивали: по одежке протягивай ножки. В то же время их нельзя проводить для галочки или с целью имитации бурной деятельности. Они должны приносить пользу стране — как в духовном, так и в материальном плане.

— Когда-то в Армению приезжали получать “путевку в жизнь” многие исполнители и даже целые коллективы. Сегодня же много говорят о декадансе, деградации в нашей культуре...

— Извините, но это болезнь не одной Армении — культурный градус понизился во всем мире. Я это связываю с техническим прогрессом: раньше нас интересовали пластинки, концерты, потом это перешло на CD, DVD, сегодня, благодаря интернету, все уже можно посмотреть на экране, не выходя из дома. Компании, выпускающие CD и DVD, терпят огромные убытки, потому что никто не заинтересован в их продукции: зачем платить, если можно получить бесплатно. Но! Безусловно, технический прогресс сделал многое, однако переплюнуть живой контакт он пока не в силах. Приведу пример: я смотрел в Милане “Тайную вечерю” Леонардо да Винчи, репродукцию которой прежде видел много раз. Но в репродукциях не разглядеть того, что видно в живом полотне. Я был потрясен, обнаружив в этой картине маленькое окошечко на заднем плане — перспективу... в глубину! Это тот же самый пример живого исполнения! Записи и даже видеозаписи не в силах передать этого...

...В пражском музее я простоял три часа у “Головы Христа” Эль Греко. Три часа не мог оторвать взгляда. Более не стал смотреть остальную экспозицию — столь велико было воздействие и насыщение этим шедевром.

Такая же ситуация с книгами — гораздо меньше читают книги. Оно и понятно: сейчас можно за одну минуту посмотреть в интернете информацию о книге, ознакомиться — и достаточно. Слишком много информации... С другой стороны, это удобно — за полдня можно нарыть огромное количество информации, в то время как раньше нужно было по библиотекам бегать, доставать, докапываться.

Есть плюсы, есть минусы, и в создании музыки чувствуется такое же понижение градуса. Я хотел бы быть оптимистом, но на данном этапе не могу, поскольку не знаю, куда “завернет кривая”. Не уверен, что в ближайшие 100 лет классическая музыка будет также востребована. Думаю, картина не изменится к лучшему, пока не произойдет чего-то революционного и люди не осознают всю ценность живого исполнения, общения и бессмысленность суррогата, предлагаемого интернетом и другими средствами информации.

— И каков же “рецепт” этой революции — как изменить приоритетную планку нашего человека?

— Будущего слушателя надо воспитывать с детства, а не переделывать тех, у кого уже сложившиеся взгляды. Можно, конечно, перетянуть на свою сторону несколько человек, но это должно идти с детства, с образования, с детского сада, со школы, с семьи, с дома. Это единственный рецепт для того, чтобы что-то сдвинуть с мертвой точки. Очень много упущено... Было время, когда уровень в республике был совершенно иным.

На мой взгляд, с утратой русского языка, русской культуры, оказывавшей большое влияние на армянскую, ушло очень многое. Сегодня мы настолько независимы, что от нас ничего не зависит. В этом заключается весь ужас... Безусловно, мы все очень радуемся и гордимся тем, что мы такие свободные, независимые, но свобода не есть анархия. Люди часто путают эти два понятия. Я считаю, в то время достаточно было и творческой свободы, и был огромный приток позитивной информации, и литературы. А что сейчас? Вы попытайтесь поговорить с молодым поколением по-русски — в ответ тишина. А ведь в этом был наш прогресс, в общении с русской культурой. Весь мир общается с русской культурой, пытается учить русский язык, а нам перекрыли кислород, поставили препоны... Хочется надеяться, что со временем и в свете последних изменений все-таки наметится положительная динамика в этой вопросе.

...Возможно, кто-то скажет, что все повторяется на витках спирали, и нам просто не повезло родиться со временем рождения. Все также можно списать на фатум, естественный ход событий и т.д. Но я с этим не согласен. Люди сами влияют на происходящее вокруг: изменения происходят в зависимости от того, кто приходит к власти и как ведет политику... Вот, например, на Украине могло быть совершенно по-другому, но ведь что-то повернулось и... стало просто невыносимо. Я уже не говорю о прогрессе и о том, может ли такое государство уцелеть сегодня.

— То есть, иными словами, Армения все-таки “в ожидании великого полдня”?..

— Все познается в сравнении — да, есть маленький прогресс, но достаточно ли этого? Да, в других местах может быть хуже, но должны ли мы утешаться тем, что раз у них хуже, значит у нас лучше, а следовательно — хорошо? Думаю, надо сконцентрироваться в направлении образования, связи с Россией и мировым сообществом. Но, повторюсь, по одежке протягивай ножки: появятся большие возможности — надо использовать большие. Нельзя покупать “Мерседес” последней марки, а потом ломать всем миром голову, как заправлять его горючим. Нужно все распределять таким образом, чтобы работало.

На эту тему есть хороший анекдот: у еврея в советское время спрашивают: “Откуда у тебя “Волга”?”, он говорит: “Вы знаете, до “Волги” у меня была “Победа”, я ее продал, добавил немножко денег и купил “Волгу”. — “А откуда у вас “Победа” взялась?” — “А до “Победы” у меня был “Москвич”, я на нем ездил, потом я продал, добавил немного и купил “Победу””. — “А откуда “Москвич”?” — “До “Москвича” у меня был мотоцикл, я на нем ездил, продал, добавил немножко и купил...” — “А откуда у вас мотоцикл-то?!” — “Вы знаете, до мотоцикла у меня был велосипед, но я уже за него сидел!” Я это к тому, что все нужно постепенно наращивать...

— Поговорим о Ереване. Какие положительные (или не очень) изменения вы отмечаете для себя в столице? И в чем, по-вашему, формула магнетизма этого города?

— Для меня на этой земле существует только одно место, куда меня притягивает — это Ереван, город, где я родился. У меня достаточно много возможностей для путешествий, я езжу и в Европу, и в Азию, и в Америке много передвигаюсь, и концерты даю, и преподаю. Наш ежегодный non-profit фестиваль в Европе, который проводим с художественным руководителем фестиваля Татьяной Герасимовой, ничего, кроме морального удовлетворения и духовного обогащения, не приносит. В Ереван же я приезжаю с огромной радостью — до этого здесь был мой папа, моя бабушка, все мои друзья детства, моя мама, мой брат, было очень много того, что меня привлекало. Люди, увы, уходят, но огромное притяжение все равно остается. Здесь находятся могилы моей мамы, моего папы, и это тоже притягивает. Всю жизнь они были с нами, потом их не стало, и где мы можем быть ближе к ним? Там, где они покоятся...

Ереван — один из немногих городов на постсоветском пространстве, где еще осталось что-то нормальное. Вот мы с вами говорим, и мы друг друга понимаем. Мне трудно найти в Америке или Европе человека, которого я также хорошо смог бы понять. В Ереване остался дух города. Я выхожу в центр и у меня какое-то спокойствие, здесь я меньше всего нервничаю. Сегодня здесь мой брат, племянник, многие мои родственники, многие из моих друзей живы, хотя с каждым днем нас становится все меньше и меньше... 

...Помню, когда я встретился с известным российским пианистом Виктором Карповичем Мержановым (незадолго до его смерти) и спросил, как он поживает, Мержанов ответил: “Ты знаешь, очень плохо...” — “Вы себя плохо чувствуете?” — “Нет, самочувствие — это не то... Ты представляешь, прихожу домой и мне некому позвонить... И это так страшно”. Когда он мне это сказал, я почувствовал, как постепенно все отсекается от человека и он остается один.

...И отвечая на вопрос, хотел бы ты жить вечно, естественно, ответишь “нет”, глядя на такой пример. Потому что жизнь человека — это его общение с миром, с близкими, с друзьями, с родными. И единственное место, где эта близость осталась, — наш Ереван.

— То есть то место, где есть кого увидеть и кому позвонить...

— ...и, самое главное, почувствовать частичку себя и вообще все в этом городе: начиная с воздуха, воды, природы, вкуса овощей, фруктов, хлеба — всего того, с чем мы родились и не расстаемся, где бы ни находились территориально. А запахи!.. Ереванского аромата нет нигде на свете — он только тут, и, естественно, это притягивает. Так что мы, носители этой памяти, этой истории, и есть магнетизм этого города! 

P.S. На правах анонса сообщаем, что следующий концерт Ваграма Сараджяна в сопровождении Государственного филармонического оркестра Армении под управлением Эдуарда Топчяна состоится в конце февраля будущего года. 

Рубен Пашинян, "Новое время"

«150 причин не защищать Родину»

     — так называется спектакль, посвященный истории падения Константинополя и недавно представленный  Театром DOC в рамках XII Международного фестиваля исполнительских искусств HIGH FEST. Он об одном майском дне 1453 года, после которого Византия навсегда исчезла с карты мира, великий город стал мусульманским, а Россия оказалась главным оплотом православия, рассказывают пять молодых актрис. В пьесе использованы тексты XV века — подлинные записки янычара, стихи султана Мехмета Фатиха и суфийского поэта Юнуса Эмре. Наш собеседник — автор пьесы и постановщик, драматург Елена ГРЕМИНА.

— Выбор этого спектакля для представления в Армении — шаг оправданный, но и весьма ответственный, не так ли?

— Конечно, нам очень хотелось показать этот спектакль в Ереване, ведь падение Константинополя — переломное событие как в истории России, так и Армении. Наткнувшись на документальную книгу XV века “Записки янычара”, меня потрясло описание того, как человек идет на компромисс с собой ради какой-то цели, а потом выясняется, что он ее так и не достигает. Янычар служил у турок, но при этом хранил ненависть к ним — и все это отразил в своей книге, где собраны просто уникальные исторические сведения. Это меня зацепило. А еще тот факт, что падения Константинополя могло бы не быть. Но все в один “прекрасный” день кончается и никогда не становится прежним. А как это случилось? Когда придумывался этот спектакль, меня потрясло, что Константинополь мог устоять, но союзники решили, что помогать не нужно, что много раз обходилось и сейчас обойдется. Где точка невозврата? — это мы и попытались понять. Уж как это получилось — судить зрителю.

Что интересно, работа над спектаклем началась задолго до украинских событий, но произошедшее позже в реальной жизни еще больше актуализировало поднятую нами в спектакле тему. И мы очень рады, что армянский зритель, а позже и грузинский, принял эту постановку. Мы волновались, как будет восприниматься такая необычная музыка, сама история, но внимание вашей публики было для нас просто огромным подарком!

— Елена Анатольевна, ну а почему именно 150, а не 160 или, скажем, 124?..

— 150 причин или 150 раз — это всего-навсего назывной момент. Сначала пьеса была огромной, туда входило много новелл. Например, 150 причин не оказать помощь союзникам — рассказ о совещании стран, который вошел в спектакль. 150 причин работать на врага, 150 причин не договориться в минуту опасности и так далее. Но в итоге в названии осталось “150 причин не защищать Родину”.

— У вас все мужские истории рассказывают женщины...

— Ну а кто еще должен рассказывать, коль все те мужчины, что могли бы поведать о героической обороне, об одном из самых кровопролитных сражений, пали в бою? Спектакль начинается с просьбы актрис, обращенной к зрителям, прочитать цитаты из программки, где вкратце, по пунктам рассказывается о падении Константинополя. Это чтение — ввод в историю, дабы ужасные картины “предстали” перед ними, предвещая рассказ. Иногда читают мальчики, иногда взрослые мужчины, которые, может быть, даже воевали. Для нас всегда загадка — как сегодня зазвучат эти слова...

— Вы драматург, а чем объясняется ваш этот режиссерский дебют? Тяга к смене формата или попросту не смогли никому доверить пьесу?

— Да я, в общем-то, никогда и не собиралась заниматься режиссурой: меня вполне устраивают режиссеры, с которыми я работала и работаю по сей день как драматург. Но мне показалось, что эта идея никого бы так не вдохновила, как меня. Эту пьесу нельзя просто так отдать на постановку — спектакль должен создаваться только в совместной работе всей группы сразу над всем — пьесой, сценографией, музыкой, актерскими ролями, от первых майских репетиций до нынешней ереванской премьеры. Да, да, работа над спектаклем негласно продолжается.

— Шорохи и звуки — одна из сильных сторон спектакля. Как возникла идея столь неординарного музоформления спектакля?

— Мне изначально хотелось, чтобы в постановке была по-настоящему живая музыка, ненадуманная, но вместе с тем пронзительная, как игла. Использование современных технологий не всегда уместно, ведь театр — живой организм, со своей внутренней составляющей, здесь человек всегда рядом с другим человеком... И я счастлива, что нашла, можно сказать, композитора своей мечты Дмитрия Власика, человечка, все безошибочно понявшего, прочувствовавшего и сумевшего все это отразить в музыкальной составляющей спектакля.

— Насколько сильно, на ваш взгляд, поднятая в пьесе тема резонирует с сегодняшними процессами? Есть ощущение, что мы живем в “конце эпохи”?

— Не так... Просто все повторяется на витках спирали, но, повторюсь, меня в данной работе больше волновало, где же тот самый момент, когда конформизм приводит к утрате своей идентичности? Можно ли реально выжить, утратив себя? Возможен ли вообще ответ на этот вопрос?

— Будете продолжать ставить спектакли? Что в ближайших планах?

— Надеюсь до конца сезона закончить работу над спектаклем о греческих философах. Если в предыдущей жизни затрагивался аспект стратегии выживания, то тут мы попытаемся сообща — с эпикурейцами, циниками и т.д. — проникнуть в “Философию любви и справедливости”. Таково рабочее название спектакля.

Также недавно была закончена работа над фильмом “Братья Ч” по моей пьесе, премьеры, насколько я знаю, пока не было, но картина уже успела засветиться на некоторых фестивалях и была очень хорошо принята. Это фильм о юности Чехова и его взаимоотношениях со старшими братьями, которые были людьми талантливыми, но, увы, не смогли состояться: алкоголь, наркотики, женщины... Чехов же в отличие от братьев не раз “ломал” себя, как мы знаем, выдавливая по капле раба и т.д. Пьеса основана на личной переписке между братьями.

Надеюсь, в ближайшее время фильм будет доступен и армянскому зрителю, чье мнение очень важно и ценно для меня. Так что не прощаемся, а до скорой встречи!

P.S. После возвращения из Армении Елена Анатольевна сообщила представителям российских СМИ, что пока театр находился на фестивале, стало известно, что Москва (в лице Департамента имущества), расторгнув в одностороннем порядке безо всяких видимых причин договор об аренде, лишила театр его помещения. Надеемся, в ближайшем будущем все разъяснится...

Рубен Пашинян, "Новое время"

Осенняя Армения: в объективе фотографа

    «Осенняя палитра Армении — великий алхимик! Волшебным образом в одночасье превращаются в золото ещё недавно изобиловавшие зеленью горы, долины, ущелья... 

     Контрастности разноцветному пейзажу добавляет осеннее солнце, лучи которого именно в этот сезон становятся мягкими и бархатистыми. А прогуливаясь в ясный день по Еревану, хочется прищуриться и сквозь щёлки глаз насладиться видом священной горы Арарат, который каждую минуту настолько неповторим, что можно любоваться им вечно и снимать его непрерывно», — считает впервые посетивший Армению российский фотограф — сегодняшний мой гость — Артур Варелджян.

— Артур, вы впервые в Армении — каковы впечатления?

— Очень много путешествую, и от каждой страны ожидаю чего-то совершенно нового — пейзажей, погоды, людей, впечатлений. Будучи армянином, в Армению я ехал с особенным чувством. Мы прекрасно знаем, что страна находится не на пике своего экономического развития, слишком многое за десятилетия пришлось пережить и переделать, мягко говоря… Приехав сюда, я на самом деле горд за свою историческую Родину: первое, что я увидел — это удивительное сочетание человека, природы и течения жизни, при котором отчетливо понимаешь, что наш народ действительно несгибаем никакими катаклизмами, войнами и лишениями

Ереван стал для меня городом философии Параджанова, в музее которого мы побывали…  Это единство несочетаемых на первый взгляд вещей — непреодолимого стремления к культуре, душевного кавказского гостеприимства и, тем не менее, больших проблем в различных сферах жизни, которые не бросаются в глаза, но их нельзя не заметить...

Здесь не просто "красиво", как фотохудожник я бы сказал, что здесь нет некрасивых видов, некрасивых людей или архитектуры. Возвращаясь к Параджанову — на мой взгляд, здесь настолько мощные связи между человеком и природой, прошлым и настоящим, что все это — люди, архитектура, мироощущение всех, кто живет здесь — неделимое целое как в жизни, так и на фотографии.

— Как правило, туристы на второй день пребывания в Армении говорят: "Если б я знал, что тут так красиво, приехал бы на дольше". Насколько, по-вашему, информирован российский житель об Армении?

— Российский турист информирован об Армении ровно настолько, насколько ему позволяет его собственная лень в организации своего путешествия. Найти информацию о любых странах и местах сейчас не так сложно, но найти именно ту самую, что отличает Армению для "избалованного" российского туриста от десятка других стран, где можно "наслаждаться историческими памятниками, прекрасной едой и мягким климатом", очень сложно: в основном это стандартные фото и тексты нескольких туристических фирм, и только через знакомых, любящих Армению людей, можно действительно получить информацию и не "стандартные" впечатления из путеводителя. Чего нельзя сказать о соседних заковказских странах: информации о них, при чем практически на всех языках, более чем предостаточно. Создается ощущение, что туризм в Армении развивается на неком «автопилоте» … Конечно, туристическая сфера в Армении нуждается в развитии — ведь у такой богатой красотой природной и людской страны огромнейший потенциал в этой сфере. 
— Что успели посмотреть за неделю пребывания в Армении?

— За неделю мы успели исходить Ереван во всех лучших направлениях, посетили Матенадаран и Музей Истории, побывали в древних храмах Гарни, Гегарде, Санаине — всего и не перечислить… Хочу сказать опять таки с позиции человека, смотрящего на мир через объектив: Армения — это рай для фотографа, чего только стоит Севан с его непередаваемым величием и синевой необыкновенной глади среди гор! Древние храмы, в которых хочется запомнить, зафиксировать каждый камень, каждый уголок — потому что это история, и я горд тем, что это история моего народа... Естественно, мы посетили Эчмиадзин, я считаю, это святая обязанность любого армянина.

Для меня было удивлением, что в Музее Истории запрещена фото и видеосъемка, притом это не связано с условиями хранения экспонатов, а просто с какими то внутренними распоряжениями. В наш с вами век социальных сетей мы с вами знаем, насколько одна опубликованная с места событий фотография может вызвать восторгов, споров, интереса. Это немаловажный фактор — ведь самую лучшую рекламу для следующего туриста может дать человек, своими глазами увидевший это место… Фотография в данном случае способна расширить границы пребывания Армении далеко за собственными пределами — в блогах туристов из разных стран. К слову сказать, в музеях Европы и Азии таких запретов практически нет.

В тоже время больно видеть мусор на дороге, особенно у Севана — жемчужины Армении. Больно видеть нарисованные на стенах древних церквей надписи в духе "здесь был " или глупые картинки — очень грустно, что такое достояние не охраняется должным образом государственными структурами. Понимая, какой здесь простор для мысли творческого человека — фотографа, актера, писателя или поэта, я вижу насколько сложно этой мысли пробиться сквозь материальные преграды.

— Что еще вам запомнилось здесь и когда планируете приехать в следующий раз?

— Программа нашего пребывания в Армении была столько насыщенной, что мне трудно выделить какое-то конкретное место. Для меня это стало песней — как "Ереван им сртум" и очень хотелось, чтобы такой же песней Ереван и Армения стали для моих друзей и других фотографов. Хотелось бы заняться организацией фото-туров для начинающих фотографов и профессионалов в эти удивительные места.

Всегда есть что-то впечатляющее и что-то, что заставляет возвращаться мыслью к посещенным местам... глядя на мир через объектив фотоаппарата, мы стараемся увидеть больше, чем видит объектив и глаза. Армению я увидел через боль ее народа. Боль людей, для которых слова «Культура», «Вера», «Корни» — очень важные. Люди, хачкары, горы, храмы — все здесь объединено одной общей и трагичной судьбой. Глядя на спасенные ценой многих жизней рукописи в Матенадаране, понимаешь, что сохранение языка, культуры и письменности для этих людей — большее богатство, чем золото и любые драгоценности. Поражаешься изящности рисунка, сделанного рукой человека на древнейших хачкарах, размышляешь о том, сколько тысяч книг было переписано в библиотеке Санаина, и вздрагиваешь, аккуратно шагая по каменным плитам, узнав, что все это — надгробия... Слова гида о том, что это была большая честь быть похороненным по дороге к монастырю или в монастыре, чтобы и дальше служить людям — заставляют задуматься о величии духа тех, кто веками жил и живет на этой земле... Потому что любой житель этой страны, рассказывающий вам об Армении, заставит вас ее полюбить, вложив и в ваше сердце свою боль за страну, за культуру, за жизнь после...

Не подумайте, что все мои восторги обусловлены тем, что по происхождению я армянин и безмерно рад встрече со своей Родиной. Отнюдь, вся наша группа и в том числе моя русская жена "заболели" этими людьми, видами, запахами, воздухом... Несомненно, мы еще не раз посетим с женой и друзьями Ереван и Армению. Потому что то тепло, которое дарит улыбка встречающего тебя человека, тот непередаваемый аромат трудной, но такой насыщенной и глубокой во всех проявлениях жизни хочется почувствовать еще и еще.

— Есть ли планы на предмет сотрудничества с армянскими коллегами? Есть уже проекты?

— Очень бы хотелось помочь ереванским фотографам организовать выставку в нашем городе, в Сочи, который отличается многонациональностью населения. Я полагаю, многим будет интересно увидеть Армению глазами искренне любящих ее людей. У нас есть знакомые, переехавшие из Еревана в Сочи во время блокады 90-х, и далеко не все ездят на Родину в силу разных причин. Уверен, что их сердце наполнится теплом при виде частички такой близкой и уже такой далекой Родины.

…Помню, когда мы гуляли по такому красивому и парадному Еревану, наша подруга, родом из Еревана, сказала, глядя на добротные деревянные лавочки: «Для меня это символ продолжающейся здесь жизни...» Тогда, чтобы спастись от холода, люди топили всем, что горит — паркетом, журналами, книгами... Это та часть истории Армении, которая навсегда останется и Памятью и непереносимой Болью, которую нельзя не увидеть, не почувствовать... Так мы услышали о новом проекте творческой группы P.R. Creative Teamwork, «крестным отцом» которого стал известный российский писатель Евгений Попов. Оказывается, готовится такой сборник, в котороый войдут как рассказы к воспоминания очевидцев, так и художественные произведения, посвященные этой теме, этому периоду…

На мой взгляд, очень нужный и важный проект — издание книги о том времени, когда сотни тысяч армян были вынуждены покинуть эти прекрасные места. Можно спорить по этому поводу — нужна ли такая память людям. Могу высказать лишь свое субъективное мнение — уверен, что нужна. История состоит из разных периодов и моментов, и трагедий в том числе. Но если наши дети и их потомки не будут знать всего, никто не донесет им правду — они рискуют запутаться в обилии имеющихся ее интерпретаций. В эту же книгу авторы планируют поместить реальные воспоминания и фотографии людей, а какой опыт может быть достовернее?

Возможно, что получится осуществить в Сочи благотворительный проект — деньги с продажи фотокартин армянских фотографов направить на поддержку этого проекта. Как человеку и армянину, мне бы очень этого хотелось!

Рубен Пашинян, "Новое время"

Ваан БАДАЛЯН: «Нельзя держать инвалидов взаперти!»

     В Малом театре состоялась премьера спектакля "Ne me quitte pas" ("Не покидай меня") — это армяно-британский проект, в рамках которого была создана инклюзивная танцевальная группа: четверо участников — профессиональные танцоры, еще четверо — актеры, имеющие инвалидность.

Наш гость — худрук Малого театра Ваан БАДАЛЯН.

    — Предыстория рождения спектакля такова: несколько лет назад Армению по приглашению Британского Совета Армению посетил танцевальный коллектив Canduco (Великобритания), участниками которого наряду с профессиональными танцорами являются и инвалиды. Зритель принял гостей очень тепло, душевно, выступления прошли с невероятным успехом. В итоге родилась идея создать аналогичный проект в Армении. Главным консультантом проекта был избран вышеуказанный коллектив, а четыре наших хореографа отправились в Лондон для ознакомления с премудростями работы с людьми, имеющими инвалидность. Далее, в марте сего года в Армении прошли трехдневные мастер-классы, на этом этапе и я уже присоединился к группе, было отобрано десять профи-танцоров и десять инвалидов, из которых, в свою очередь, был отобран нынешний состав спектакля «Не покидай меня». Спектакль не только вошел в репертуар театра, но и будет иметь продолжение: в планах осуществление новых постановок этим же коллективом, копродакшнов — почему нет, возможно, с тем же Canduco.

— Как позиционируете эту работу: спектакль или своего рода акция?

— Безусловно, спектакль. "Ne me quitte pas" — серия маленьких историй, объединенных одноименной песней легендарного Жака Бреля. Делясь своими мечтами и рассказывая о любви посредством танца, актеры с инвалидностью демонстрируют безграничные возможности человека, разбивая тем самым привычные стереотипы. Выступление группы, в которой участвуют как инвалиды, так и профи танцоры показывает, насколько уникальным может быть совместное творчество. Ведь инвалиды не должны быть ограничены ни в чем, они имеют право осуществить свои мечты. 

— Постановка была сложной?

— Я бы не сказал. Работа было очень интересной: на наших глазах возникал новый мир, точнее — мир, существующий доселе где-то параллельно, вне нашего внимания и порой обреченный на наш игнор и равнодушие, вдруг позволил нам войти в него… Это было сказочное ощущение, как для нас, так и для участников спектакля. На глазах менялись люди, их взгляды, желания… Я уже не говорю об общении внутри коллектива, эмоциях. Помню после премьеры мы всем коллективом отправились в один из наших пабов. Видели б вы реакцию наших сограждан на то, как мы отплясывали, как радовались… Вместе со всем этим понимаешь, что ты одна из «первых ласточек» в данном направлении и какая ответственность возлагается на твои плечи. Мы будем продолжать этот проект, благо нас в этом поддерживают Британский Совет, посольство Великобритании и наш минкульт. Надеюсь, со временем число желающих внести свою лепту в развитие этого проекта увеличится.

По официальным данным, сегодня в Армении  проживает 190 тысяч инвалидов, но мы не видим их ни в театрах, ни на концертах — да чего там, даже на улицах или в транспорте их крайне редко встретишь. А приезжаешь зарубеж, создается впечатление, что там половина населения — инвалиды, настолько они интегрированы в «здоровое» общество. Я бы очень хотел, чтоб и у нас так было, чтоб эти люди чувствовали себя комфортно в своей стране. Нельзя держать инвалидов взаперти, не замечать их проблем, да и в целом присутствия. Вы только вдумайтесь, ни один из наших культурных очагов не приспособлен для принятия зрителей-инвалидов. Мы рады, что стали первым исключением из «устоявшихся правил» — отныне у входа в Малый театр есть соответствующая колея, позволяющая инвалидам попасть в помещение. Кому-то покажется, что это мелочь, но из таких вот мелочей строится наше общество, да и в целом наше право называться гражданином, человеком. 
      ...Прекрасно, что у нас есть много единомышленников, их помощь, неоценимый вклад в общее дело, позволяет реализовывать новые проекты, делать сказку явью. Хочется верить, что и дальше подобным проектам, направленным на укрепление, улучшение, духовное и физическое оздоровление нашего общества, будет уделяться должное внимание с осознанием всей их стратегической важности для страны, для будущего.

Рубен Пашинян, "Новое время"