Во-первых — 30-летие Государственного Камерного театра, во-вторых — 40-летие команды КВН ЕрПи (прародительницы театра), и, наконец, — 60-летие капитана команды и худрука театра Ара ЕРНДЖАКЯНА.
При удачном стечении обстоятельств (т.е. если запланированные госбюджеты решат-таки совместить с торжествами) в декабре состоится серия незабываемых мероприятий. Не дожидаясь «от минкульта погоды», беседуем с главным юбиляром сегодня — 2-го марта, непосредственно в день его рождения.
— Ара Арутюнович, первый вопрос — о первом «ребенке». Камерный театр со дня рождения постоянно пребывает в неком ремонтно-строительном состоянии… Это основанная на особой философии, необходимая форма его существования?
— Есть мудрая фраза о том, что в построенном доме поселяется смерть. Театр, который перестраивается, живет и дышит. И я благодарен судьбе, что у меня на протяжении всех этих лет были единомышленники и в этом. Мы всегда старались и продолжаем поныне создавать в театре такую ауру, окунувшись в которую зритель с первой же секунды настраивался бы на просмотр спектакля.
— Продолжаем тему детей. Уверен, когда-то Ляле Ернджакян было немного не по себе от того, что ее именовали не иначе, как дочкой Ара Ернджакяна. Все меняется — дочка растет. Трудно быть папой режиссера Лусине Ернджакян?
— Если честно, поначалу меня это несколько напрягало: дочка отбирала у меня сцену, не пускала меня на свои репетиции... Хотя где-то в глубине души я был спокоен, думал, что все это просто-напросто баловство и после премьеры я подойду к ней и назидательным тоном скажу: “Вот видишь, дочка, надо очень серьезно готовиться, прежде чем представлять спектакль”. Однако, к моему удивлению, после премьеры первого спектакля желания такого у меня не возникло. Не сказал я этого и после второго спектакля. Ну а теперь уже надеюсь забыть эти слова навсегда.
...Не думаю, что Лусине когда-либо ощущала на себе бремя дочки знаменитости. Для меня это слово вообще звучит дико: я никогда не считал себя знаменитым, хоть и наша дружная семья, имя которой Камерный театр, редко была обделена вниманием. А Лусине просто нашла свое место в этом большом доме, чему я несказанно рад. Правда, когда она забивает репертуарную сетку спектаклями, на мой взгляд, не совсем камерными, я, бывает, не серьезно так, но ревную. При этом в глубине души приятно, что она дает мне повод поревновать...
— Вы автор большого количества пьес и киноповестей, многие из которых написаны на русском языке. Планируете ли вы постановки адаптированных «под наше время» версий?
— Несколько лет назад я предпринял попытку римейка спектакля “Господа, все рушится!..” Он был написан изначально для трех актеров — в новой же версии играли три актрисы. Спектакль был восстановлен исключительно для участия на фестивале в Санкт-Петербурге. Там, как и в Ереване, он был очень тепло принят. И это вполне объяснимо, потому что, для того чтобы понять этот спектакль, недостаточно просто владеть русским языком — спектакль рассчитан на достаточно подготовленного, интеллектуального зрителя.
...Камерный театр находится на весьма скромной государственной субсидии. Посему я не имею никакого морального права рисковать, тратя время и средства на реанимацию своих, пусть даже некогда очень популярных, пьес.
— Сегодня об этом много спорят, а что лично вам ближе: антрепризный или репертуарный театр?
— Особой по большому счету разницы нет. Назовите это ангажементом, антрепризой или как-то иначе... Театр есть театр: с одной стороны, зрители, с другой — актеры.
Другое дело, что мне лично больше нравится театр целостный, где коллектив, являясь единым организмом, имеет свое собственное видение, философию... Под эту формулировку, конечно, больше подпадает театр, именуемый репертуарным, коим вот уже на протяжении немалого времени являются Камерный, Драматический и другие театры, имеющие как своего актера, так и своего зрителя.
Но в то же время у нас в репертуаре есть спектакли с приглашенными актерами. Мне это, положим, не совсем по душе, но по большому счету, думаю, вполне приемлемо. Главное, чтобы все это “варилось” в одном общем “котле”…
P.S. Как известно, в нормальном году триста шестьдесят пять дней шесть часов и еще три секунды. За годы эти секунды складываются в минуты, за столетия — в часы. За прошедшие 60 лет время натикало нам целых 180 секунд!..
И в эти три минуты неучтенного времени — «когда все радисты мира хранят молчание, чтоб услышать, не передает ли кто-нибудь сигнал SOS…» — мы, нарушая этот строгое предостережение, рады передать в «Эфире»: «Алхимик, мы любим тебя — и это не ошибка!»
Комментариев нет:
Отправить комментарий