Человек неуемной энергии, композитор, автор-исполнитель, гитарист, некогда популярный теле- и радиоведущий, организатор рок-фестивалей и бард-форумов в Ереване. Его сольные концерты проходят в переполненных залах. А совсем недавно он вернулся с гастролей в США. Итак мой обеседник— Ваан Арцруни. — Ваан, с места в карьер, твоя оценка сегодняшнего состояния армянской культуры. Куда мы движемся?
— Я оцениваю ситуацию и вообще воспринимаю нашу коллапс-культуру, говоря словами великого философа, как “ожидание великого полдня”. Потому что любое обнуление ценностей, любой декаданс ведет к перерождению и созданию кардинально нового качества.
Посткризисный период для любой культуры является благословенным. Но у нас не просто кризис — у нас коллапс. Мы давно находимся на дне пропасти, и это дно ощутимо: для этого достаточно включить телевизор или радио или просто пообщаться с кем-то на улице.
Армянская культура сегодня проходит через то, что проходили все культуры — и немецкая, и австрийская, и латиноамериканская... Мы еще просто в начале пути. Но я отчетливо вижу зачатки и искренне предвкушаю расцвет и взлет нашей современной национальной культуры. Посему, говоря “коллапс”, я оптимист более чем когда-либо.
— Как ты считаешь, способствуют ли современные “театрализованные развлекаловки” поддержанию отечественного зрителя в его желании деградировать дальше?
— Я всегда сужу по прецедентам. (Хотя легче всего опираться на неудачные примеры, на которые так щедра наша культура, и строить на них свои предположения.) Лично для меня было два прецедента — два спектакля, ставшие откровением. Первая постановка — это “Школа шутов” по Гельдероду, которую очень давно сделал Арсен Абраамян (Пуш), и вторая — “Седьмое чувство” (постановка Ваана Бадаляна), увиденная мною два года назад в Маленьком театре Эстетического центра. Разрыв между ними чуть ли не в пятнадцать лет, но это были те два спектакля, которые действительно поразили меня. Мое восприятие искусства, кроме всего прочего, базируется на одном очень субъективном факторе. Если автору произведения удается “погрузить” меня в созерцательное состояние, в котором я начинаю воспринимать пласты, то я считаю это произведение сильным, а следовательно, удавшимся. Людям сцены прекрасно известно, что на зрителя воздействует не что-то одно, а комплекс факторов. То есть нельзя, представив блестящую актерскую игру, но сделав плохой декор, рассчитывать на то, что зритель вычленит оттуда только хорошее и будет вычитать неудавшиеся компоненты спектакля в целом. Вот и у меня не получается вычленять, я воспринимаю все в целом, и лишь когда весь этот ряд функционирует, все галочки проставлены, я начинаю воспринимать произведение искусства как таковое. Так вот этих двух прецедентов для нашей театральной действительности, в затерянной горной стране вполне достаточно, чтобы иметь право говорить о том, что театральный процесс у нас идет.
В целом наше современное искусство развивается в сегменте “субкультуры”, где все делается на потребу какого-то непонятного, неоформленного вкуса и на потребу каких-то непонятных сиюминутных зрительских импульсов. В этом режиме “спущенных тормозов” работать очень легко и просто. Посему человек, решивший сделать, предположим, на антрепризном спектакле большие деньги, может приехать сюда из Парижа, сделать эти деньги, а затем, лежа где-нибудь в Каннах и потягивая коктейль, размышлять о том, какой все же этот армянский зритель... Никто из них — добившихся “успеха” в нашей стране — высоким мнением об армянских зрителях не отличается. Грубо говоря, делается быдлятский продукт для быдлятского восприятия.
— То есть, говоря словами Макса Фадеева, “пипл хавает”, и, более того, он все время голоден?..
— Я не совсем согласен. В культуре все чем-то уравновешивается. Как природа, так и культура пустоты не терпят. Как контраргумент я могу представить целый ряд феерических, музыкальных проектов, которые с лихвой компенсируют все вышесказанное. Это и фестивали, которые организует компания “Перспективы 21-го века”, и дни Кшиштофа Пендерецкого в Армении, и многое другое: начиная от Джетро Тала, заканчивая, к примеру, Гией Канчелли и т.д. Это все есть и на нашей сцене. А мой оптимизм в данном случае базируется на том, что хоть пока мы не обладаем внутренним содержанием и культурным ресурсом, но это восполняется тем, что поступает на армянскую сцену из-за границы. И палитра в этом смысле колоссальная — это и джаз, и рок, и академическая музыка, и театр...
Нынешняя ситуация не сравнима с той, что было в советское время, потому что тогда мы просто читали, выуживая информацию из каких-то источников. И о Питере Бруке знали понаслышке, и об Антониони, и о Бертолуччи... Все это сейчас, слава богу, нам доступно и, что самое главное, все это мы имеем возможность сравнивать.
Например, и я, как и многие другие музыканты, долгое время пребывал в уверенности, что у нас в Филармоническом зале имени Арама Хачатуряна очень плохая акустика. И лишь когда я услышал в этом зале исполнение очень хорошего зарубежного оркестра, я понял, что дело отнюдь не в акустике зала, а, увы, в музыкантах.
— “Попса дробит шрапнелью наши души...” Как ты относишься к указу от 25 февраля об обязательном “живом” исполнении на концертах в подобных культурных центрах?
— Попса всегда была в каком-то отстраненном состоянии от тех, кто играет настоящую музыку. Аранжировщик делал свое дело, это все переносилось на диск, и попса худо-бедно перебивалась с крестин на свадьбу, со свадьбы на правительственный концерт — словом, кое-как существовала. Сейчас же этот указ привел к тому, что попса за неимением внутренних ресурсов в виде инструменталистов обратилась-таки к серьезным классным музыкантам. Если приглядеться, на их выступлениях где-то там, “на задках”, а то и на подпевках, работают в основном очень хорошие джазовые музыканты. Практически во всех проектах, которые идут по ТВ в живом эфире, участвуют музыканты из биг-бендов, из джаз-бендов, из группы “Тайм репорт” и т.д. Музыканты, имеющие европейское и даже мировое звучание, вдруг оказываются в роли аккомпаниаторов у людей с совершенно сомнительными способностями и еще более сомнительной артистической репутацией. Ничего хорошего в этом смысле я не вижу, потому что для джазового музыканта это низведение своего творческого уровня до “плинтуса”. Для попсы одним концертом больше, одним меньше — они свою деньгу зашибают на все тех же крестинах и свадьбах. Что же до музыкантов, попавших в эти ряды, то я их лично уже серьезно воспринимать не могу — я им перестаю верить.
— Виноваты ли сами деятели культуры в происходящем или просто время такое?
— Человек, имеющий твердые представления о своей позиции в искусстве, никогда от них не отказывается. Это лишь кажется, что он стоял где-то наверху, а сейчас вдруг опустился до “сериала”. Нет, он просто наконец нашел себя! Это как раз там, наверху, он был случайно. Это, на мой взгляд, и есть ключ к пониманию нашей культурной действительности. ...У нас удивительный баланс между тем, что происходит на сцене, и тем, что происходит в зрительном зале. Такого соответствия вкусов, такой гармонии запросов и всевозможных понятийных моментов не существует ни в одной культуре. Позицией “харц чка!” — этим словосочетанием определяется общее состояние сегодняшней национальной культуры. Потому-то я и считаю, что она коллапсирует и агонизирует, и искренне жду, когда это закончится...
— С независимостью “сапожники” получили возможность открыто слушать горячо любимую ими турецкую музыку и, более того, их “последователи” стали задавать тон в искусстве. Насколько велика опасность окончательного растворения национальной культуры в мутном потоке шоу-бизнеса?
— Я отвечу жестче: генетическая составляющая армянского генома, к нашему великому сожалению, у 99% населения, как ни крути, включает в себя этот “собачий” ген. Он подавлялся национальной государственной политикой с того момента, когда сюда перевезли и произвели захоронение останков Комитаса. С тех пор, во всяком случае в области музыкальной культуры, появился определенный догмат. Мне кажется, были люди, которые, не имея даже представления о генетике, прекрасно понимали тогда, через что можно очистить этот самый геном.
В XXI веке мы должны очень сознательно подходить к этому вопросу, учитывая, что при звучании турецкой музыки у большинства наших соотечественников резонирует и входит в состояние возбуждения именно эта часть гена. А музыка, как известно, это то, что непосредственно работает с подсознанием человека, с архетипами... И в этом смысле надо подходить в высшей степени сознательно и осторожно, понимая, что нужны десятилетия, а возможно, и столетия, для того, чтобы очиститься... А для этого надо строить свою национальную политику в области культуры. Такой политики у нас, увы, нет. И когда я говорю о “великом полдне” нашей культуры, я имею в виду время, когда возникнет этот догмат, когда “культурная” система институционально начнет работать в стране. Тогда мы сможем правильно себя соотносить с тем, что ценно, глубоко и содержательно, что обогащает и возвышает человека над самим собой. И соответственно сможем соотносить себя с тем, что принято называть плинтусовым уровнем.
— Необходимость рождает спрос — спрос формирует рынок. Арменчик, “Две звезды”, “суперстары” — как противостоять этими явлениям?
— Зачем? Мы говорим о сиюминутном спросе... Но что эти явления значат в культуре? Но они более чем необходимы сегодня, потому что без того же Арменчика, без всех этих персонажей — своеобразных провокаторов “нарыва” — настоящего коллапса не произойдет. И чем больше их появляется, тем больше во мне уверенности и оптимизма, что процесс не остановился, а идет, как и положено, к концу. В какой-то момент до зрителя дойдет, почему это слушать нельзя, но он должен это “кожей почувствовать”. Ведь как формируется вкус зрителя? В сравнении. Пока ты ему не покажешь чего-то живого, говорить ему о том, что он на протяжении двадцати лет питается мертвечиной, как минимум беспредметно...
— В прошлом году ты был в США, где работал в новом проекте... Так?
— Это был проект Артура Месчяна. Я с 80-х годов участвую в его музыкальных проектах, а сейчас уже не только я, но и весь мой состав. Мы дали три концерта в Москве, два — в Ереване и вот финал в Лос-Анджелесе. И это еще один пример того прецедента, на который сегодня можно опираться и смело смотреть вперед в ожидании неминуемого расцвета нашей национальной культуры, в ожидании “великого полдня”...
Комментариев нет:
Отправить комментарий